Дело о Ведлозерском феномене

С трудом шевеля затекшими конечностями, я выбрался из неуютной постели. Ярко светило солнце, пели птицы — несмотря ни на что, жизнь продолжалась. Ну что ж, раз сама природа избрала мажорный тон, попробуем соответствовать. Вокруг нас, словно сметенные взрывом, валялись вперемешку вещи и оборудование. Я решил, что неплохо было бы привести это в какое-то подобие порядка, и даже взялся за дело с энтузиазмом. Энтузиазма хватило минут на десять. Работа ни клеилась, мешало осознание полной бесполезности этого мероприятия. В конце концов я плюнул, сходил к реке умыться и занялся приготовлением завтрака.

Треск костра и запах кофе разбудили сладко спавшего Игоря. Верный себе, даже в нечеловеческих условиях нашего бивуака, он держал марку: почти не кряхтел, не жаловался и, выслушав мои рекомендации, послушно отправился умываться.

Завтрак привел нас обоих в чувство и прочистил мозги.

— Нам следует связаться с Виктором Анатольевичем и Леной, — сказал Игорь, аккуратно размазывая паштет по ломтю хлеба.

— Обязательно свяжемся, но чуть погодя. Сейчас слишком рано, пусть поспят.

Игорь кивнул.

— Какой у нас план?

Я посмотрел на темное жерло шурфа и передернул плечами.

— Придется снова туда лезть. Меня не покидает ощущение, что Гришка там.

— Только ощущение?

— Не только. Уверенность. Это более чем вероятно. Раз его нигде нет, значит, он там.

— Не соглашусь. В подобных местах всегда отыщется какой-нибудь угол. Этот Гришка может быть где угодно. По-хорошему, им в милицию заявить надо. Вот единственное разумное решение.

— Не уверен. Что они им скажут? Что про нас наговорят? Выставят нас похитителями, с них станется. И никто ничего не добьется.

Игорь укоризненно покачал головой, но возражать не стал — стал размеренно приготовлять второй бутерброд. Удивительный он все-таки человек. У меня от всего этого кусок в горло не лезет, а он ничего — спокойно кушает. Мне бы так научиться.

Покончив с завтраком, я со всей обстоятельностью занялся подготовкой к спуску. Пора, наконец, разобраться, с чем мы имеем дело. Я намеревался составить что-то вроде объемного плана пещеры, последовательно фотографируя ее с разных ракурсов. Пространственный феномен, так поразивший меня в прошлый раз, мог оказаться иллюзией, связанной исключительно с моим сознанием, с моим восприятием места. В таком случае, снимки как объективный фактор дадут представление о реальном положении вещей. Помимо фотоаппарата в список необходимого было внесено: геологический молоток, рулетка, дозиметр и кислородный баллон. Увешенный всем этим, с каской на голове и выражением мрачной решительности на лице я напоминал психа, вообразившего себя гномом-старателем, о чем мне тут же с радостью поведал Игорь. Он сделал пару снимков для истории, пожелал удачи, и я приступил к нисхождению во тьму.

Пещера встретила меня холодом и молчанием. Я сложил вещи у основания монумента и предпринял очередной обход периметра, стараясь все время держаться возле стены.

Гришки не было, и это начинало серьезно беспокоить. Сам я отсутствовал несколько часов, прежде чем Виктор Анатольевич на меня наткнулся. Парень пропал почти сутки назад. Может быть, он появлялся ночью, пока мы спали? И исчез опять?

Предположим, что пространственный феномен в пещере имеет циклическую природу. Человек спускается сюда без кислородной маски, без каких-либо средств защиты, исчезает и появляется вновь спустя какое-то время. Скажем, часа через четыре. Если его не вытащить, он снова пропадет, а потом опять возникнет. И так далее. Бред. Дело тут, скорее всего, не в том, кто пропал, а в том, кто ищет. Наверняка, во время своего якобы отсутствия, физически я находился в пещере, просто Виктор Анатольевич под влиянием вышеупомянутого феномена меня в упор не видел. Но сейчас я в другом положении. Сейчас я дышу воздухом из баллона. Так почему же я не вижу Гришку? Он пропал около семи вечера. Значит, если вернуться к гипотезе о четырехчасовых циклах, он должен появиться в районе семи утра. Я посмотрел на часы. То есть ровно через две минуты. Будем ждать.

Я вернулся к монументу и посветил на него фонариком. Эллипсы отбрасывали жутковатую тень, и, когда я двигал рукой, она двигалась следом, выгибаясь на неровностях стены, оставляя неприятное ощущение чего-то живого. Мне показалось, будто возле этого сооружения немного теплее. Я стал ощупывать его, двигаясь от пола вверх. Постамент ничем не выделялся на фоне холодных камней — та же температура, та же текстура материала, разве что немного более гладкая, но вот его верхняя часть…

Мне пришлось отдернуть руку, чтобы не обжечь пальцы. Правый эллипс был не просто горячим, он почти раскалился. Для простого камня — вещь совершенно немыслимая. Левый, наоборот, оказался холодным, словно искусственный лед. От обоих исходила явно уловимая вибрация, будто внутри работал механизм.