Дело о Ведлозерском феномене

Помешательство охватило не только собак, но и всю домашнюю живность: по дворам носились куры, сталкиваясь друг с другом и сбивая с ног цыплят, орали петухи. Коровы волновались в хлеву, били головами, до крови ссаживая их о деревянные стенки. Некоторым удалось проломить хлипкие конструкции — одна из коров пробежала мимо Гены, тот едва успел отпрыгнуть в сторону.

Дикие животные тоже присоединились к общей кутерьме. Птицы совершали в воздухе немыслимые пируэты, метясь из стороны в сторону. Они врезались в крыши, столбы и деревья, падали и с земли продолжали кричать и рваться неизвестно куда.

Люди жались к заборам и растерянно смотрели по сторонам, не зная, что делать. Слышались крики. Что именно кричали, Гена не помнил. За пару домов от жилища Федора Петровича он встретил Захара, пятидесятилетнего столяра, известного в поселке мастера. Обычно рассудительный и неторопливый, даже немного заторможенный, тот находился в состоянии крайнего возбуждения. Обхватив руками голову, он трусил по кругу возле своей калитки, глядя в землю и что-то бормоча. За плечи его цеплялась напуганная жена. Она пыталась увести его в дом и громко причитала, но Захар не обращал на нее никакого внимания и все бежал и бежал по кругу, как заводная игрушка. Гена рассказывал, что именно это больше всего напугало его в тот момент — механические, неосознанные движения, словно перед ним был заводной робот, в котором что-то разладилось. Гена так и сказал — Захар был сломанной игрушкой.

С огромным трудом удалось затащить его домой. Он не сопротивлялся, не кричал — просто не воспринимал никого вокруг. Пришлось сбить его с ног и тащить волоком, но даже при этом ноги продолжали свое движение, а он все бормотал и бормотал.

Возле дома Федора Петровича собралось человек десять. Разговаривали об острове и о приезжих. Громче всех раздавался голос худого Лаврентия, отца пропавшего Гришки. Гена так и не припомнил, что тот говорил.

А между тем людям становилось все хуже. Кто-то садился на землю и сидел неподвижно, как истукан, кто-то ходил взад-вперед, как ходил Захар. Голоса постепенно умолкали. Это было странное зрелище, словно живая картинка медленно превращалась в фотографию; не было никакой паники, никакого волнения. У Гены зашумело в ушах, стало покалывать сердце. Почувствовав, что слабеет, он прислонился к поленнице. Последнее, что он помнит, это Лаврентий, беззвучно падающий на колени. Он оперся о землю и стал мотать головой, как собака. Потом одна рука подогнулась, и он завалился на бок.

Когда Гена снова открыл глаза, все было уже кончено. Поселок погрузился в гробовое молчание. Молчала скотина, птицы, собаки. Вокруг сидели люди, некоторые, пошатываясь, ходили по двору. Он почувствовал жажду, с трудом поднялся и побрел к колодцу.

Потом снова защебетали птицы. Кто-то закурил и закашлялся. Кряхтя и ругаясь, люди поднимались с земли. Все молчали, словно позабыли, зачем собрались. Стали поднимать тех, кто еще не встал. Их перенесли в дом к Федору Петровичу. Сам старик, опираясь на черенок лопаты, показывал, куда положить людей. Из десяти человек, собравшихся во дворе, на ногах осталось семеро.

— Это все приезжие, — сказал Лаврентий. — Исследователи хреновы! Это они устроили.

Народ заворчал, соглашаясь. Стали подходить ближе.

— Надо на остров плыть и гнать их оттуда к черту! — продолжал Лаврентий, все больше распаляясь. — Лезут, куда не просят, так всех нас угробят. Я им, сукиным детям, руки оторву!

— Верно! — поддакнули ему. — Гнать их надо!

— Сколько людей пострадало! Им-то что, а мы тут подохнем по их милости!

Народ загудел, посыпались угрозы одна другой страшнее. Неизвестно, чем бы все кончилось, скорее всего весьма плачевно, не вмешайся Федор Петрович.

— Угомонитесь вы, — проговорил он. — Что лаете? Они тут при чем? Сами не знали, куда лезут.

— Не знали! — закричал Лаврентий. — Не знают, так пусть не лезут!

— Правильно!

— Они же нам помочь хотели. Ну вышла неудача, так кто виноват? Руки рвать хотите. Сами-то на кого похожи будете?

— Да иди ты!

В разговор вмешался один из мужиков.

— Погоди, Лаврентий. Петрович правильно говорит. Ты что, погромщиком решил заделаться? Срок хочешь получить?

Лаврентий не ответил. Заговорил Гена.

— Давайте все-таки на остров сходим, — сказал он. — Хватит с нас экспериментов. Выставим гостей, и делу конец. Скатертью дорога.

Его поддержали.

Игоря нашли возле входа в штольню. Он был без сознания, лицо в крови. В первый момент решили, что он умер, и это охладило горячие головы. Видимо такова русская душа — жалкий, лежащий в мокрой траве Игорь из виновника и злодея как-то вдруг превратился в своего. По крайней мере, на время.

Когда его подняли, он застонал и открыл глаза. Тут поняли, что кровь на лице появилась из-за лопнувших сосудов в носу и давно уже остановилась. Его усадили, прислонив к холмику, и дали воды. Игорь был настолько слаб, что едва мог говорить. На все вопросы он лишь качал головой, и единственное, что от него добились, это подтверждение того, что я спустился в пещеру, и с этого все началось.