Дело о Ведлозерском феномене

Стали держать совет, что делать дальше. Желающих спускаться за мной нашлось немного: все боялись, что страшный феномен может повториться. Перед ними сидел живой пример того, как опасно находиться рядом с пещерой в такой момент. Но уйти, бросив все, тоже не решались. Там, под землей, был Гришка. Человек из поселка, свой парень — один из них.

Федор Петрович предложил дождаться моего возвращения.

— Нутром чую, что лезть туда нельзя, — говорил он. — Надо ждать.

Большинство с ним соглашалось, сойдясь во мнении, что спуститься в пещеру, значит повторить недавнее мракобесие. Раздавались и крики о том, что надо запечатать вход и никого к нему не подпускать. Те, что находились внутри — я и Гришка — уже сгинули и помочь ничем нельзя. Нужно позаботиться об остальных.

Была еще одна небольшая группка во главе с Лаврентием. Эти даже слушать не хотели об ожидании и, тем более, о капитуляции. Лаврентий кричал, что сына не бросит и, если у всех кишка тонка, так он один пойдет, и не нужны ему помощники.

Они препирались до тех пор, пока на остров не прибыли женщины. Поднялся ужасный шум, все начали кричать и ругаться. Разделение на две стороны наметилось более четко. Одни загородили вход и заявили, что никого вниз не пустят. Другие предлагали взорвать штольню динамитом. Лаврентий и единомышленники ругались, обзывали их трусами и ублюдками, призывали вспомнить о Гришке. Их не слушали.

Постепенно они сходились. Слово за слово, крики перешли в тычки, кто-то кого-то оттолкнул — завязалась драка.

Игорь попытался вызвать меня по рации и по сотовому, но я не отвечал. Лагерь быстро превращался в руины: дерущиеся топтали наши пожитки и оборудование, хватали все, что попадалось под руку, и били — по головам, по спинам, яростно рыча и выкрикивая оскорбления. Визжали женщины. Две или три тоже приняли участие в потасовке. Орущие, с растрепанными волосами и сумасшедшими глазами, они вцеплялись друг в друга и клочьями рвали волосы и одежду. Игорь попытался спасти приборы, но его пнули в живот, потом по голове, и он едва смог отползти, чтобы в ажиотаже драки не забили насмерть.

Позже Гена уверял, что на них что-то нашло. Колдовство какое-то. Не могло такого случится с жителями поселка, в котором все друг друга знали с детства и были относительно дружны. Просто не могло. Он рассказывал о собственных ощущениях в тот момент — это было похоже на буйное помешательство.

— Ничего я не соображал, — говорил он. — Даже толком не помню, что творилось. Помню, что бил, а кого, почему — не знаю. Там уж и не разбирались, кто свой, а кто нет — били всех. Выбирали тех, кто ближе. Боли не было, только азарт, как в карты играешь и вдруг поперло. Выбить зубы, сломать нос, подбить глаз — ни о чем другом не думал. Удивляюсь, как до убийства не дошло.

Но, как оказалось, не все потеряли голову. Пока шла всеобщая свалка, Лаврентий реквизировал фонарь и веревку и, прихватив с собой еще двоих, прошмыгнул в пещеру. В горячке никто не заметил их исчезновения.

Что было дальше, не ясно. Трогали они монумент, или он продолжал работать самостоятельно, без постороннего вмешательства — не известно. Известно только, что спустя четверть часа после их спуска феномен повторился. Рассказывали, что это было, как удар с неба. Будто чей-то кулак саданул по головам дерущихся, да так, что многие попадали там, где стояли. Началась неразбериха. Те, кто еще стоял на ногах, бросились к лодкам. Остальные поползли, как могли. Куча дерущихся мгновенно распалась, и через несколько минут на поляне вновь стало тихо и пусто, раздавались только приглушенные голоса, но и они скоро стихли. На смятой и вытоптанной траве остались темные лужицы крови.

Сколько прошло времени прежде, чем люди пришли в себя, никто не знал. По-видимому, не так много. Очнувшись, те, кто еще оставался на поляне закрыли вход в шурф ветками, забрали Игоря и уплыли с острова. Второй приступ вновь лишил нашего медика сознания, и об эвакуации он ничего не помнил.