Дело о золотой маске (СИ)

Говоря, он медленно подступал к твари все ближе и ближе. Хамилия хотела остановить его, уже протянула руку, но застыла, натолкнувшись, будто на стену, на прямой взгляд хозяина. Дракаретт, казалось, подобрался, как барс перед прыжком, и тоже по чуть-чуть приближался к твари. Оба они остановились на равном расстоянии от друг друга и тела Рожъэ, заключив тварь в центр равностороннего треугольника.

— Проклятая древняя старуха, ты врешь! Пробуешь давить на жалость? — Итен рассмеялся коротко и зло. Странно, что вообще сумел выдавить из себя звуки. — Не тому, кто осознанно ходит теми же тропами, расписывать безысходность. Тонкий мир тем и хорош, что для каждого свой. И если тебя преследуют кошмары, дело отнюдь не в нем.

— А ведь он прав, — сказал тонкомирец.

— Я!.. — крик карги упал до хрипа. — Меня оболгали… Меня казнили ни за что… Я всего лишь хотела! Я была достойна!..

— Нет ничего прекраснее тонкого мира меж прочих миров, — перебил ее Итен. — Недаром в него уходят уставшие от жизни. И только последняя тварь могла озлобиться настолько, чтобы исказить сущность тонкомирцев. Разумных!

— Он верит в то, что говорит. Он не лжет, — снова сказал тонкомирец… некто из двоих. Кажется, удивленно, хотя Итен не взялся бы утверждать.

Старуха окатила его ненавистным взглядом, от которого запершило в горле и перехватило дыхание. Хамилия, обогнув Итена, встала впереди, совсем как немного ранее, противостоя мясному сгустку. Она снова приобрела вид живого зеркала. Тварь зажмурилась и отвернулась. Взгляд прилип к Дракаретту.

— Похож… — оценила тварь. — И у тебя, как у того, другого, припрятан туз в рукаве. А я ведь говорила, что никто кроме гада не станет гордиться гадом на гербе, пусть и крылатым.

Итен коснулся плеча хамилии, но та лишь качнула головой. Ее лорд в дополнительной защите не нуждался. Он сам глядел на тварь, скривив губы, с холодным презрением. Так смотрят на червей или грязь.

— Я снова предлагаю тебе встать подле трона, лорд Дракаретт! — провозгласила тварь с пафосом, от которого заломило зубы.

Итен вздрогнул. На мгновение ему показалось, Грейл готов ответить согласием. Но тот лишь криво усмехнулся, его взгляд заледенел еще сильнее.

— Отойди, помешаешь, — прошептал Итен на ухо хамилии, и на этот раз она отошла, не споря.

— Ответишь тем, что и твой предок? — допытывалась старуха.

Дракаретт скрестил на груди руки. Золотая печатка с гербом поймала несуществующий солнечный луч и резанула по глазам. Причем не только Итена. Хамилия зашипела, отвернувшись и прикрыв лицо ладонями. Тварь завизжала, но на этот раз без воздействия на окружающих: истерично и… испуганно, как могла бы какая-нибудь простушка. С хлопком лопнула сфера, упущенная кем-то из магов. Итену не пришлось оборачиваться, чтобы увидеть, как падают на раскуроченную мостовую несколько тел. К ним спешили лекари, а сферу подхватывали другие. В их числе Ирвина и Лидар.

Итен не мог видеть этого, но он знал точно. Когда-то — сейчас кажется, будто очень давно — Дракаретт предрекал, что сферу держать придется именно ему. Кто знает, возможно, действительно придется: когда не останется никого другого. В отличие от триединой твари, чудовищным образом достигшей равновесия и способной существовать в реальности неограниченно долго, и маги, и установленные артефакты слабели.

— Ответишь: если уж приближаться к трону, то садиться на него?! Так, лорд Дракаретт, потомок синего дракона?

Тот промолчал.

Очередной визг налетел на лорда, будто шквал ветра: разлохматил волосы, заставил отступить на пару шагов, расцарапал щеку каменным осколком. Однако в лице Дракаретт не изменился. Лишь взгляд заледенел еще больше.

— Ну надо же! — отдышавшись, произнес Итен, и тварь снова посмотрела на него. — Сумасшедшая еще и верховодит, когда как тонкомирцы молчат, хотя и сильнее ее, и разумнее. А ведь они уже догадались, куда попали. Или… — он глянул на Лидара, и тот таки закрыл рот. Его фразу Итен повторил сам, машинально: — Или, скорее, вляпались!

Случился ли новый прорыв тонкого мира или он грезил наяву — Итен не сумел бы понять наверняка. На миг реальность исказилась, в нее выплеснулись яркие краски, каких обычно и не увидишь. Возникли щупальца, отдаленно напоминающие те, какими едва не удушил его кракос, но угрожали они скорее твари, чем кому-то еще. Четко вычертился треугольник, но и Рожъэ, и Дракаретт, и, наверняка, он сам обратились в силуэты. Позади каждого встали рамы. Они воссоздали зеркальный коридор, дело за малым: поколебать равновесие.