Дело о золотой маске (СИ)

Однако их план претерпел изменения: им не пришлось искать хозяев дома и всеми правдами-неправдами требовать от них нужных сведений. Резко стихла музыка в зале, заставив замереть на половине движений пары танцующих, а всех прочих недоумевать, что же произошло. По лестнице спустился низкий человек в костюме красного петуха, едва не расползающемся по швам на его полной фигуре. Стремясь выглядеть хоть немного выше, он не дошел до конца, остановившись на пятой ступени, и прокричал низким срывающимся голосом:

— Господа! Случилось страшное! Пропала моя дочь. Совсем пропала, господа!

— А вот и сам Манэль Киршиц, хозяин этого дома, в прошлом купец, меценат, — проронил Дракаретт негромко.

— Маг?.. — Итен прищурился, рассматривая не слишком представительного типа. Тип выглядел взволнованным, суетился и постоянно то потирал руки, то принимался чесать запястья.

— Просто любит покушать, — фыркнул Дракаретт.

— На нем нацеплено по меньшей мере три сильных амулета. С их помощью можно отыскать кого угодно, где угодно.

— Можешь не сомневаться, на наряде его дочки не меньше магических побрякушек, которые мешают ее найти.

Итен посмотрел на Дракаретта: не шутит ли.

— Купец, меценат, — напомнил тот, затем пояснил, тяжело вздохнув: — Глупость новых аристократов порой поражает в той же степени, сколь и раздражает. Любого относительно сильного мага третируют, натаскивают, обучают чуть ли не с пеленок. А вот для таких разбогатевших жирдяев амулет, способный убить, — всего лишь красивая побрякушка. И отношение к нему соответствующее.

— Но это… — Итен всплеснул руками.

— Дурость, — подсказал Дракаретт и, взяв за рукав, поторопил: — Пойдем скорее.

Глава 21

Господин Киршиц невероятно обрадовался, когда они подошли; тотчас проводил их наверх, долго жал руки, чуть ли не целовал их мрачневшему все сильнее Длакаретту, уверял в своей признательности ровно до того момента, пока не ввел в кабинет, в котором посторонние глаза и уши не могли бы помешать беседе.

Впрочем, вряд ли эту комнату стоило звать именно кабинетом. Пусть в ней присутствовал стол из золотого дуба, на котором стоял письменный прибор в виде выбирающегося из пучины морского гада. Здесь не располагалось ни одного шкафа или полки с книгами, не имелось насущных вещей, способствующих работе: как то ведро для бумаг, чистые листы, карандаши и самописки. Здесь не было окон, а свет немногочисленные светильники давали сумрачный. Примыкая к стенам, стояли диваны и кресла, обитые лиловым бархатом. В углах притаились вазоны с искусственными цветами. Представлялось, как Киршиц присаживается за стол и начинает рассказывать, а гости и домочадцы садятся у стен и наблюдают за представлением одного актера.

Лиловый, кремовый, беж, белый и розоватый цвета превращали обстановку в украшение на торте. Не удивительно, что Дракаретт с тех пор, как переступил порог, кривил рот, словно разжевал горошину черного перца.

Узнав, кто такой Итен, Киршиц испугался. После — разъярился. Этот человек, похоже, попросту не умел держать себя в руках. Он буквально фонтанировал эмоциями, перетекающими из одной крайности в другую.

— Полицейский! В моем доме! Неслыханно! — вопил он, всплескивая руками и скача вокруг то Итена, то Дракаретта мелкой комнатной собачонкой. — Я… я аристократ!

— Вам нужно дочь найти или потерять навечно? — корка ледяного спокойствия, казалось, треснула даже на самообладании лорда.

— А от вас! От вас, Грейл Дракаретт, я не ожидал! Вы ведь из знатнейшего рода! И с кем связались! — пухлый палец уперся в грудь лорда и тотчас убрался.

Итен ощутил легкое шевеление магического фона. Ветер, которому неоткуда было взяться, встопорщил волосы на затылке. Киршиц же побледнел в прозелень и отскочил чуть ли не к двери.

— Пока, я вынужден время от времени видеться с подобной вам швалью, Киршиц, — высокомерно проронил Дракаретт.

— Я аристократ! — напомнил тот.

— Без году неделя. И кажется, мне известно, как именно вы заполучили богатство, которым столь кичитесь.

— Манэль? — неплотно прикрытая дверь открылась окончательно, и порог переступила статная высокая дама неясного возраста. Ей могло оказаться как тридцать, так и хорошо за сорок, или даже все семьдесят. Она не обладала свежестью, импульсивностью и несовершенством юности, ей принадлежала взрослая спокойная красота, от которой захватывало дух. Оливкового цвета кожа, едва заметные чешуйки у основания шеи, бирюзовые глаза, волосы медно-медового оттенка, но ни жабр, ни перепонок меж содержащих одну дополнительную фалангу пальцев не было. Не человек, не рептилия, не… — Господа?..

Итен отмер первым: опустил взгляд, приложив руку к груди, поклонился.

— Сударыня, прошу прощения за беспокойство.