— Его никто там не найдет! — повторила с жаром Дафния. — И он останется там, пока нервы у него не придут в полнейший порядок, тогда он покажет всем, какой негодяй этот Финчли! Дядя мне рассказал, что не успела я уехать на Восток, как они принялись всячески изводить его, не давали ему покоя, во все вмешивались, спорили с ним, обращались с ним, как с неразумным, капризным ребенком. Они не разрешали ему делать то, что он хочет, и он нервничал все сильнее и сильнее. Он предполагал, что тетя Элина давала ему какой-то наркотик, который его страшно возбуждал. Он не мог спать, а когда пожаловался ей на бессонницу, она стала пичкать его какой-то дрянью, называя ее снотворным. Дней через десять он настолько привык к этому препарату, что без него просто не решался лечь спать, потому что примерно через час он просыпался и до самого утра ворочался с боку на бок.
— Неужели ему не приходило в голову, что миссис Финчли дает ему какой-то наркотик, противопоказанный в его состоянии?
— Сначала нет. Она столько толковала ему, что все это является естественным следствием изменения привычной для него обстановки — ведь раньше я всегда была рядом, а мне, мол, просто необходимо было поехать в это морское путешествие, а то бы я слегла от переутомления, — что он не смел жаловаться. Эта нахалка бесстыдно заявила, что он невероятно капризный и требовательный и хоть кого доведет своими фокусами до чахотки! Сама же давала все в больших дозах какие-то «снотворные» и «успокоительные» порошки. Наконец до него дошло, что они задумали, и он написал мне это письмо. Он хотел, чтобы я взяла в банке со счета побольше денег на случай, если они затеют судебный процесс об учреждении над ним опеки, чтобы не оказаться без гроша.
— Значит, мистер Шелби понимал, что они задумали?
— К этому времени — да. Все делалось слишком откровенно. Вы сами подумайте, какая это кошмарная история, мистер Мейсон. Ни с того ни с сего человека волокут в суд, объявляют его слабоумным, не способным вести собственные дела и отбирают все то, что он столько лет копил. Представьте, вы отложили достаточно денег для спокойной и независимой старости, а тут нагрянули какие-то родственники, отобрали все до последнего цента, заперли вас в так называемый санаторий, который мало чем отличается от обыкновенной тюрьмы! Вам бы это понравилось?
— Я бы чувствовал себя отвратительно. Но дело-то вовсе не в этом. Каковы ваши теперешние дела?
— Я собиралась связаться с вами…
— Долго же вы собираетесь…
— Так ведь надо было найти место, где бы дядя Горас чувствовал себя удобно и покойно. А это требует времени.
— Где он? — спросил Мейсон.
Она упрямо сжала губы и покачала головой. Мейсон улыбнулся.
— Не хотите мне этого сказать?
— Я вообще никому про это не скажу. Вот почему я отвезла его в такое место, где его невозможно найти и где он наберется сил, успокоится и сможет выступить в суде и начать сражение за свои права! Тем более что сейчас его никто не станет одурманивать наркотиками.
— А он был одурманен наркотиками, когда его привезли в суд?
— Разумеется! Не воображайте, что им удалось бы добиться этого решения об опеке, не позаботься они о том, чтобы дядя был не в состоянии нормально разговаривать на самые обычные темы.
— Но ни судья, ни обследовавший его доктор не заметили, что он находится под воздействием наркотиков?
— Финчли действовали весьма хитро на протяжении целых трех месяцев, они умело и целенаправленно действовали ему на психику, не забывайте про эту подготовку! А за три месяца пожилого человека можно довести Бог знает до какого состояния, если только по-умному взяться.
— Как он чувствует себя сейчас?
Она долго колебалась, прежде чем ответить:
— Лучше.
— Вы дали ему денег?
— Сорок тысяч. — Она кивнула. — Я купила машину, и у меня еще осталось достаточно денег для того, чтобы сделать все то, что нужно сделать. А остальное отдала ему.
— Сказали ли вы ему, что в суде было заявлено, что вы не его родственница?
— Мне не хотелось бы в настоящее время об этом говорить. Но вот что я могу сказать: сейчас он составил завещание.
Мейсон прищурился:
— Этого я и боялся больше всего. Вам следовало сначала посоветоваться со мной. Этого не надо было делать ни за что!
— Почему?
— Этим вы подыгрываете Финчли и компании! Ведь они и в суде заявили, что, если только вам удастся снова бесконтрольно руководить его действиями, вы принудите его составить завещание в вашу пользу. Злополучное письмо с вложенным в него чеком на сто двадцать пять тысяч долларов было именно тем доказательством, которого им не хватало. И если только они сумеют доказать, что мистер Шелби, едва вы вытащили его из санатория, составил завещание, сделав вас своей единственной наследницей, это будет самым большим козырем в их игре!
— Но это же была его собственная идея! — воскликнула она со слезами на глазах. — Он хотел это сделать. Он настаивал на этом. Он считал, что в этом случае больше не будет никаких спорных вопросов и сомнений.