Дело победившей обезьяны

Соборный боярин, не так давно еще устойчиво пребывавший на грани жизни и смерти, радушно проводил Богдана в прихожую, потом – до самой входной двери, и Богдан честно и смущенно шел за ним как привязанный; но когда ад-Дин снял с вешалки изящную Богданову доху на искусственном меху и попытался помочь ему одеться, минфа не выдержал.

– Простите… – пробормотал он, буквально вырывая доху из рук пожилого члена Собора. – Как можно… Так нельзя…

Худой и седой боярин внимательно посмотрел на Богдана, и в уголках его глаз собрались смешливые морщинки.

– Боюсь, преждерожденный Богдан Рухович, – негромко проговорил он, – что у вас создалось несколько превратное впечатление. Катарина действительно чудесно заботится обо мне. Действительно. Не представляю, что бы со мной было, если б она не бросила на время работу и не переехала сюда. А то, что она меня гоняет в хвост и в гриву… молодец. Все поняла, умница моя. Если бы я лежал, а она вокруг меня носилась, я бы, наверное, так и не встал. А вот когда я ухаживаю за ней… я чувствую себя здоровым, сильным, полноценным… мужчиной чувствую. Хозяином. Я даже домработнице приходить не велел… Когда сам ухаживаешь за любимым человеком, сил прибывает не в пример более, чем когда любимый человек ухаживает за тобой. Я даже думать боюсь, каких усилий ей стоит вот так лежать, как ей надоело притворяться… Она страшно деятельная женщина, страшно самостоятельная, вихрь просто, смерч… в какие только не попадала переделки со своей камерой… обвал в шахте, пожар на танкере…

– Господи, – потрясение пробормотал Богдан. – Как просто!

– Очень просто, – сказал соборный боярин Гийас ад-Дин и протянул ему руку на прощание. – При случае будьте добры передать мою благодарность вашему другу. Тому, что снял меня с карниза.

– Передам, – от души пообещал Богдан, берясь за меховую, зимнюю шапку-гуань. – Непременно передам, прер еч Гийас.

“Люди разные, – думал он, прогревая мотор «хиуса». – Разные… Но плохих – нет. Есть лишь непохожие на меня. А если вдуматься… не очень-то и непохожие. Все хотят примерно одного, хорошего хотят. Доброго, правильного, только добиваются этого поразному, потому что сами разные, так что не вдруг поймешь…”

Отчего-то ему было радостно.

Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

5-й день двенадцатого месяца, вторница,

глубокий вечер

– …Тебе это кажется странным?

– Более чем странным, Фира! Невозможным! И ладно бы еще я, я в этих делах профан… Я же заехал в Управление, проконсультировался… специалисты в один голос говорят: это невозможно! И тут же оговариваются: раз это все-таки произошло, стало быть, это возможно, но о-очень редко… А на самом деле это же прямой повод для внутреннего расследования. Мой звонок Катарине спровоцировал ее интерес к этому делу. И к ней же, в ее же “Керулен” загадочным образом попадает текст предписания, которое мы – и я в том числе, между прочим, опять я! – разослали по всем подразделениям буквально через несколько часов после ареста Сусанина и исчезновения Козюлькина. Если бы предписание попало к кому-то иному, он бы даже не понял, о чем речь. Но нет – именно Катарине, которую я своими вопросами навел на тему! Причем Шипигусева получила этот текст не сразу, а на двое суток позже. Словно сеть двое суток думала, вывалить его на Катарину или не стоит. И обратного адреса никак не проследить, пробовали сейчас… Будто из нашего же Управления и отправили. Я в этом деле по шею. Может, именно поэтому Раби и поручил его мне?

– Значит, ты вне подозрений…

– Да это-то ясно! И все же утечка беспрецедентная, и косвенным образом, совершенно необъяснимо, я с нею явно связан. Ты понимаешь?

– Иншалла…

– Иншалла-то иншалла, я согласен, но расхлебывать мне самому. Еще слава Богу, там самая-то существенная часть текста запорчена… Но я все думаю – может, и не только к Катарине наше предписание прилетело? Потому мы этих троих и найти по сию пору не можем? Кто-то получил…

– Что?

– Прости, родная… даже тебе не могу сказать. Порядок.

– Не можешь – не говори.

– А есть другая возможность, еще страшней… Ладно. Завтра мне придется сорваться в Мосыкэ, но это ненадолго, на денек… Ты тут справишься?

– Попробовала бы я не справиться.

– Спасибо. Ты такая славная…

– А Жанну ты как называл?

– Фиронька…

– Все, молчу, молчу. Не сердись, любимый, Обними меня.

– Фира…

– Да. Вот так. Вот. Да.

– Девочка моя…

– Я так соскучилась, Богдан. Так соскучилась… О!!

-Господи, какая ты нежная…

– Потому что это ты…

Комната, как шхуна, плыла в полуночном океане; широкая зыбь качала стены, потолок мотало, словно палубу в шторм, и далекий ночник огнистой тропической медузой летал на волнах, то взмывая, то рушась…

…Снаружи, словно артель вкрадчивых кровельщиков, по железным подоконникам вразнобой подстукивала капель.

– Опять тает…

– Пусть тает. Мне так хорошо с тобой, жена…

– А я… я просто счастлива. Так счастлива, что даже страшно. Ты очень изменился.

– Не бойся.