Дело победившей обезьяны

Баг подобрал оружие – от греха подальше, хотя за полчаса беспамятства Пашеньки смело мог ручаться, – и бегло оглядел поле боя: человеконарушители лежали недвижимы. О хацза, хацза, кто тебя усеял… На всякий случай Баг связал ворогов их же собственными кушаками, а потом отправился обследовать оставшиеся помещения: вдруг еще где притаился враг?

В одной комнатке – поменьше – обнаружилось что-то вроде примитивной кухни: газовая плита, неновый холодильник марки “Усатый Лу”, стол, заваленный распотрошенными свертками со съестным, а также несколько непочатых бутылок с самым дешевым эрготоу. Разбойников в комнатке не просматривалось.

В другой – той, чьи окна были занавешены, – обнаружились диваны у стен; видимо, эта комната выполняла роль спальни. Два дивана были пусты, а на третьем возлежал некий преждерожденный: связанный толстым шелковым шнуром и с платком на голове, так что и лица-то толком видно не было.

Преждерожденный в платке повернул голову на звук открывшейся двери и шагов и удивительно знакомым голосом произнес:

– Сказал же: не буду есть!

Баг замер: быть не может!..

Сорвать платок было делом мгновенным – на Бага, близоруко моргая, глядел бледный, с синяками под глазами… Богдан.

– Драг еч…

Богдан прищурился: в комнате было темно. Глубокое недоумение на его лице мгновенно сменилось радостью узнавания:

– Баг!

– Я, драг еч, я… А ты-то тут что делаешь? – Узлы были затянуты на совесть, не распутать. Баг принялся было пилить шнур оброненным Пашенькой клинком, но много ли напилишь шпагой?.. Огляделся: ничего подходящего. Только очки Богдана на табурете; Баг аккуратно насадил их другу на нос. Верный нож торчал в стене, пришпиливая, ровно булавка бабочку, незадачливого Евоху. Верный нож был при деле. Метательные ножи остались в Александрии, да и ими особенно не порежешь. Выбора не оставалось. “Пилите, драг еч, пилите!” – сказал себе Баг и продолжил лихорадочно пилить. – Ты-то здесь откуда?!

– Да я… – Богдан шмыгнул носом. – Понимаешь… Я сам не знаю. Пошел в пирамиду, а там… стукнули по голове и – все: темно. Очнулся уже на этом диване…

Баг удвоил усилия: веревка разлохматилась, начали лопаться отдельные нити.

– А Крюк где? – глупо спросил он.

– Крюк?.. Отчего – Крюк? – Богдан растерянно смотрел на него. – Почему – Крюк?

– Он сюда еще вчера зашел, – пояснил Баг и отбросил шпагу: веревка наконец поддалась, лопнула, и теперь ее можно было просто размотать.

– А… – на лице Богдана появилось понимание, – так есаул в Мосыкэ. Вот что!.. Знаешь, еч, я тут слышал, как эти, – минфа скривился, – говорили про какой-то ход в подвале… В Мосыкэ полно ходов под городом, так ведь? – Баг машинально кивнул, усадил Богдана и разматывая веревку.

“Значит, Крюк ушел подземным ходом… Интересно куда?” – Сколько Баг знал, земля под Мосыкэ была буквально изрыта древними подземными ходами, благо возвышенная сухопочвенная местность это позволяла; не то что в Александрии, где даже линии подземных куайчэ приходилось прокладывать на значительной глубине, дабы минуть пласты насыщенного влагой грунта низин. “Что там храм на песках, – вдруг подумалось Багу, – тут вон целый город княжий на песках…”

– А ты здесь откуда, еч? – спросил наконец Богдан. – Я так понимаю, что-то связанное с есаулом Крюком, да?

– Да тут, драг еч Богдан, такая штука вышла… – начал было Баг, но в соседней комнате раздался звон бьющегося стекла, грохот и тут же – звон стали о сталь. – Погоди-ка. – И Баг, оставив полуразвязанного минфа, подхватил Пашин клинок и бросился к двери.

Выбитое вместе с рамой окно – то самое, через которое еще недавно они с Цао Чунь-лянь подглядывали за томящимися в карауле хутунянами, – впускало в комнату привольный зимний воздух, а в ее середине сошлись… сама ханеянка и есаул Максим Крюк.

Баг замер в удивлении.

Цао Чунь-лянь орудовала своим небольшим клинком с завидной сноровкой, уж это-то Баг умел отличать с единого взгляда; меч в ее ручке порхал светлой полоской, шутя встречал размашистые удары шашки есаула, отводил их и контратаковал; ошеломленному Багу даже показалось, что Чунь-лянь… как бы это сказать, жалеет, что ли, бравого козака; по крайней мере три раза она уже имела возможность отрубить ему что-нибудь существенное, но в последний момент удерживала меч – как на тренировке, зафиксировав результативный удар, но не нанеся его; наконец ханеянка взвилась в воздух, взмахнула ногой – и Крюк отлетел, впечатался спиной в стену, а на смену ему уже несся другой силуэт с мечом, да еще один поднимался из противуположного угла, как раз из-под Евохи, куда, надо думать, был отправлен несколькими мгновениями ранее.

“Амитофо!.. – пронеслось в голове Бага, – целых трое! Откуда взялись? И где Казаринский с Хамидуллиным?! Неужели они их… А у меня… – он с сомнением глянул на оружие Пашеньки, – у меня эта вот железяка… и в придачу женщина, почти девочка, которая и знать не знает, что тут на самом деле происходит, а считает, будто мы тренируемся… удары отводит…”