Дело победившей обезьяны

“Сам соблазнился или подсказал кто?” – мелькнула странная мысль. Она не была порождена никакими событиями и фактами; но уж слишком все теперь напоминало Богдану кем-то разыгрываемую пьесу. Партию. Ровно кто фигурками по доске шахматной водил. Следя за одной фигуркою, замысла игрока ввек не поймешь, будешь думать, что это она сама с клетки на клетку скачет, – ан на самом деле… В двух ведь шагах хацза от гробницы Мины. Семь минут ходьбы… Случайность?

Ечи примолкли, вновь погрузившись в свои невеселые думы.

“…Согласно последней воле покойного, – попискивал в тишине диктор, – собрались лишь ближайшие друзья и единочаятели. Траурная процессия проследует от делового центра «Сытые фениксы», где только что завершилась гражданская панихида, до Огоньковского кладбища…”

Богдан на миг потерял дыхание.

– Слушай, еч, – негромко, боясь поверить, проговорил он. Баг, оторвавшись от рассеянного разглядывания бумаг на коленях, поднял голову. Взглянул на минфа настороженно и выжидательно. – Мне все время не давала покою мысль, будто я слышал что-то… до дела до нашего прямо относящееся. А вот сейчас вспомнил. Покуда меня несли, я на морозце, видать, на краткий миг очухался… или когда в комнатушке той на пол кинули… Даже сказать точно не могу когда, я потом опять отключился. Но слышал… и это не Пашенька со товарищи болтали, а Крюк с Кулябовым. По-моему, Крюк сказал: “Полежит тут до окончания похорон, а мы когда закончим, придем, сменим этих и его отпустим”. Понимаешь?

– Каких похорон? – спросил Баг.

Богдан лишь поднял палец в направлении репродуктора, предлагая прислушаться.

“…виднейший деятель баку, один из патриархов мосыковского делового мира…” – сугубо печально вещал диктор.

“Нет, – из последних сил сказал себе Богдан. – Не может быть. Просто-таки быть не может!”

Как это излагал Возбухай Ковбаса? “Все живут, как живут – а этим неймется. Ровно кошка с собакой, каждый Божий день, каждый…”

Ежели они Анубиса на синагогах рисуют, то…

Не исключено.

Не исключено!!!

Прости нас, Господи… Всех нас.

– Вот почему они торопились, – сказал Богдан.

– При чем тут похороны? – дернул бровью Баг.

– Ох, я тебе не сказал, наверно… Мне это самому до сей минуты глупостью какой-то казалось, к реальности отношения не имеющей. Баку уж который год носятся с мыслью покончить, как они говорят, с идолопоклонством и похоронить Мину по-человечески.

У Бага от недоверчивого изумления вытянулось лицо.

– А где легче всего похоронить такое? Чтоб никто ничего не заподозрил, чтоб и следов никто никогда не нашел? – спросил Богдан. И сам же ответил: – Да в могиле, Баг. В могиле, предназначенной для другого.

Баг мгновение молчал, осмысливая.

– Это же фанатизм, – медленно, словно бы с неудовольствием пробуя на вкус непривычное и неприятное слово, произнес он.

Богдан печально улыбнулся краешком рта.

– Видел бы ты вчера вечером Кова-Леви, – сказал он негромко. – Вроде бы демократ, а по сути – чистый фанатик…

– Думаешь, и впрямь варвары подучили?

– Не исключаю.

– Но зачем?

– Помнишь, – сказал Богдан, помедлив, – как Учитель ответил, когда My Да спросил его: встречаются ли, мол, люди, у которых подпорка их Неба состоит в том, чтобы ломать чужие подпорки?

– Учитель вздохнул и отвернулся, – без малейшей паузы ответствовал Баг.

– Именно. Так ему, видать, тошно было от таких, что он даже язык пачкать не захотел.

На несколько мгновений установилась тишина: напарники не столько пытались осмыслить новый взгляд на события, сколько привыкали к нему. Потом Баг недоверчиво покрутил головой.

– Но какого Яньло они гроб на улице валяться отставили? – тихо, с нескрываемым раздражением проговорил он. – Будто нарочно всем сообщили: это не имущественное хищение, это иное! Ведь ясно ж было, что гроб тут же найдут и раззвонят во всех новостях!

– Может, нести было уж очень тяжело… Их же только трое, опиявленных-то. Сами-то баку, верно, ручек своих марать не захотели, на рабов все взвалили. Для них же это норма, идеал общественного устройства – частные-то рабы… А опиявленные – чем не рабы, Баг? – Минфа запнулся. – А может, для форсу человеконарушительского…

– Что же, – задумчиво пробормотал Баг, – баку эти – они разве человеконарушители?

Ечи опять помолчали.

Вдруг Богдан резко попытался встать – и его повело в сторону. Едва не падая, он ухватился обеими руками за подлокотник кресла. Устоял. В висках били чугунные колокола. А уж в затылке…

– Как ты, еч? – порывисто вскакивая, спросил Баг; лицо его, казалось совсем уж закаменевшее, отразило неподдельную тревогу.

Богдан перевел дух и выпрямился.

– Лучше на перинку лечь… – пробормотал он. Вдругорядь глубоко вздохнул. – Баг, нам туда ехать надо. Понимаешь, если все это и впрямь так, то… Мы, люди сторонние, и то догадались. А хемунису, у которых идея баку похоронить Мину давно на зубах навязла, догадаются еще скорее. Как только они услышали по новостям, что фараона схитили да что гроб выброшен за ненадобностью, а сама мумия невесть где… там, на кладбище, сейчас такое может…