Дело победившей обезьяны

– Повторяю! – и впрямь повторил Великий Кормчий. – Гроб с телом безвременно почившего Худойназара Назаровича был открыт для прощания начиная с одиннадцати часов! Почему бы вам было не прийти туда своевременно? Зачем этот скандал? Это, как говорят в подобных случаях наши заморские друзья, провокация! Несомненно!

Язык у него явственно был подвешен не в пример лучше батькиного.

“Однако ж, – отпыхиваясь после бега, вспомнил Богдан то, что поведал по радио чтец новостей, – согласно завещанию, на панихиду допускались лишь ближайшие друзья и ечи… так что, похоже, врет Кормчий…”

– Да откуда нам было знать? – захлебываясь от ярости, усугубляемой непробиваемым самомнением родного сыночка, закричал Тень Гора. – Да такое в голове не умещается! А о том, что гроб нашли на дороге, в новостях передали только три часа назад!

– Что делать будем, еч? – спросил Баг тихонько.

Богдан натужно переводил дух.

– Повременим, – выговорил он сипло. – Все одно уж… Пусть идет, как идет, – вдохнул, выдохнул и добавил: – Покамест.

– Открывай!! – крикнул кто-то из хемунису.

Потом еще:

– Сами откроем!!

Покатился глухой, неразборчивый рокот. От глаз Богдана не укрылось, как Великий Кормчий украдкой торжествующе переглянулся со стоявшими рядом единочаятелями. Похоже, тут готовился какой-то нежданный поворот.

– Однако ж, – перекрывая ропот, продолжил Великий Кормчий, – мы, стремясь продемонстрировать свое терпимое к хемунису отношение всем, а в первую очередь – международной общественности, коей мы столь многим обязаны, – и он сделал вежливый, почтительный кивок в сторону Кова-Леви (обычно ордусяне этак лишь прямым предкам по мужской линии кланяются), – мы склонны выполнить вашу просьбу. Цените это! Помните это! Убедитесь, несчастные маниаки, что ваши подозрения беспочвенны. Более того – они аморальны и глупы!! На ваш террор мы отвечаем примирительно и цивилизованно, как то и подобает людям истинной веры!

Он повернулся назад и повел бровями. Двое рядовых баку споро выскочили из задних рядов и подбежали к гробу.

Лицо Кова-Леви страдальчески замерло.

“Стало быть, открывать гроб прилюдно этот красавец отнюдь не опасается”, – подумал Богдан.

“Ну, в гробу не фараон”, – подумал Баг.

Великий Кормчий был невозмутим, но глаза его горели от плохо скрываемого предвкушения торжества.

Великое небо смотрело на все это с высоты. С веток лип смотрели вороны… Они привыкли, что после прощального поминания вокруг свежих могил остается много крошек.

Все напряженно замерло.

Тишина воцарилась такая, что, казалось, если прислушаться повнимательней – можно услышать, как неторопливо оплывает к горизонту едва просвечивающее сквозь облака и морозное марево рыжеватое пятно солнца.

Повинуясь усилиям двух пар слаженно сработавших рук, крышка поднялась, завалилась набок, стряхнув с себя вороха роскошных цветов, и боком опустилась на снег. Просторное “ах” пронеслось над поляной.

В гробу лежал Худойназар Нафигов.

“Сейчас начнется…” – с ужасом подумал Богдан.

“Ну, теперь они разойдутся вовсю”, – с каким-то непонятным злорадством, вызванным, вероятно, неприязнью и к баку, и к хемунису, подумал Баг.

Баку взорвались возмущенным ором; птиц смело, и они, множа шум и сумятицу, с хриплым граем заметались над кладбищем.

– Позор!

– Эти хемунису совсем потеряли совесть!

– Нарушить покой усопшего!

– Друа де л'омм!

– Все мировое сообщество с гневом и презрением!

– Окаянные! Как вы теперь будете людям в глаза глядеть?

Совершенно обескураженный Тень Гора, едва не потеряв равновесия, съехал с кучи и как-то стушевался, пропал за спинами единочаятелей. Зато Великий Кормчий раздулся от торжества едва ли не вдвое.

– Можно закрывать гроб? – издевательски осведомился он в сторону хемунису, ни кому конкретно не обращаясь. Естественно, ему никто и не ответил. Он сделал знак, и рядовые баку сызнова взялись за крышку; крышка опять взмыла над снегом и, чуть поворочавшись на весу для вящей точности, улеглась на подобающее место. – А теперь вон отсюда! – громовержцем возгласил Великий Кормчий, простирая руку в сторону далекого выхода с кладбища. – Вон, презренные! Это насилие, это вопиющее нарушение прав человека не забудется вам никогда! Вон!! Мы приступаем к последнему прощанию!

Задние хемунису и впрямь потянулись в глубину аллеи – нерешительно, робко, поруганно… Вслед им летело слаженное, возмущенное: “По-зор! По-зор! По-зор!”

Великий Кормчий сиял так, словно удался некий самый сокровенный его замысел.

Баг наклонился к уху Богдана.

– Еч… – прошептал он. – А ведь они еще в начале ночи торопились… Зачем, ежели панихида была только с одиннадцати утра?

– То-то и я думаю… – тоже шепотом ответил Богдан. – Могила-то еще с вечера была отрыта…

Эта же самая жуткая мысль – не иначе как от полного отчаяния – пришла в голову и Тени Гора. Покинуть поле боя, не сделав какого-то последнего усилия, он не мог; Анпичментов понимал, что его секта только что потерпела здесь сокрушительное, вполне вероятно – фатальное, непоправимое поражение.