Вера Алексеевна не без оснований полагала себя подлинным мотором всякой жизни, проходящей в Порт-Артуре, — как военной, так и штатской. Микеладзе, разумеется, был ей знаком, она понимала, что начальник жандармской команды не явился бы к генералу просто так, без серьезной причины. А значит, было бы весьма неразумно упустить возможность узнать что-то важное раньше всех остальных.
Чеканным шагом вошел Микеладзе, недавно произведенный из ротмистров сначала в подполковники, а затем и в полковники. Это был грузин с пышной бородой и с каким-то удивительно наивным взглядом. Как многие жандармские офицеры, чувствующие снисходительную насмешку армейских коллег, он старался выглядеть более бравым, чем офицеры настоящие, боевые, для чего часто без необходимости округлял грудь и говорил так, как будто перед ним стояло высшее начальство. Впрочем, применительно к госпоже Стессель так оно, конечно, и было.
— Здравия желаю, уважаемая Вера Алексеевна! — сказал он и, чуть подумав, щелкнул каблуками.
— Дорогой Андрей Платонович, как же я рада вас видеть, — разулыбалась Стессель. — Как ваши дела, здоровы ли вы? Прошу садиться рядом с генералом.
— Благодарю, — отвечал Микеладзе, — у меня срочное дело к его превосходительству.
— Что за дело?
Микеладзе замялся.
— Ах, полковник, — вчерашнему ротмистру наверняка было лестно услышать, как его именуют полковником, — ах, полковник, вы всегда так интригуете нас, бедных женщин! Неужели вы думаете, что у Анатоля могут быть какие-то тайны от меня и генерала Фока? Разумеется, нет. Так не мучайте же нас и немедленно расскажите, зачем вы к Стесселю.
И Вера Алексеевна адресовала Микеладзе одну из самых очаровательных своих улыбок. Фок же важно кивал головой, как бы желая сказать: все так, каждое слово Веры Алексеевны есть не менее, чем истина в последней инстанции, а кто осмелится противоречить этой истине, навлечет на свою голову по меньшей мере гнев Божий, а то и служебное взыскание.
Микеладзе, не отличавшийся ни особенной твердостью, ни большим хитроумием, держался недолго, и редуты его быстро пали под совместным напором улыбок мадам Стессель и нахмуренных бровей генерала Фока.
— Сегодня ночью сторожевым отрядом наших доблестных матросов при попытке проникнуть в город со стороны горы Высокой был взят в плен некий человек, который называет себя статским советником Загорским, — отрапортовал князь.
— Загорский? — оживился Фок. — Что-то знакомое…
— Дальше, дальше, — нетерпеливо велела Стессель.
Как следовало из дальнейших слов Микеладзе, вышеуказанный Загорский, не имея при себе никаких документов, утверждает тем не менее, что у него есть срочное сообщение по части военной разведки для начальника Квантунского укрепленного района генерала Стесселя.
— Что же, узнали вы, что это за сообщение? — полюбопытствовала Вера Алексеевна.
— Никак нет, ваше превосходительство. Господин статский советник запирается и говорит, что обо всем расскажет только генералу Стесселю.
— Вот оно что…
Генерал и Вера Алексеевна обменялись мгновенными взглядами.
— А он что же, сидит у вас на гауптвахте? — полюбопытствовала Стессель.
— Никак нет. Поскольку дело свое он объявил чрезвычайно срочным, я взял на себя смелость лично привезти его сюда под конвоем двух жандармских вахмистров. Они ждут в повозке у вашего дома.
— Что ж, это мудро, — покивала генеральша. — Однако Анатолий Михайлович будет, даст бог, только к вечеру.
— В таком случае я отвезу его обратно, — отвечал Микеладзе.
— А вот это уже будет совсем не мудро, — заметил Фок. — Дело действительно может оказаться крайне срочным.
Было видно, что полковник встал в некоторый тупик. Может быть, послать к генералу Стесселю гонца? Но этот план не понравился уже Вере Алексеевне. Во-первых, нет резона отвлекать Анатоля от срочных военных дел, во-вторых, когда еще гонец до него доберется.
— Я знаю, что делать, — внезапно сказал Фок. — Оставьте этого вашего статского советника прямо тут, в доме Веры Алексеевны. А я его допрошу.
Микеладзе изумленно поглядел на Фока: то есть как — допрошу? Разве Александр Викторович знает премудрости допросов?
— Помилуйте, да ведь я службу начинал в Отдельном корпусе жандармов, — отвечал генерал. — Еще в семидесятые годы это было, славное было времечко, славное…
— Но я не могу его оставить просто так. Если это шпион, он может сбежать, — возразил полковник.
— Ну, милый князь, от меня еще никто не сбегал, разве что на тот свет, — и генерал самодовольно подкрутил ус.
Этот аргумент, впрочем, показался полковнику недостаточным, и тогда в дело вступила тяжелая артиллерия. Вера Алексеевна сказала, что князь Микеладзе вполне может оставить своих вахмистров у нее в доме на тот случай, если загадочный статский советник вдруг захочет сбежать. Ну а теперь, вероятно, у господина полковника есть безумное количество дел, которые ему надо выполнить немедленно. Таким образом, они не смеют его задерживать.