Дело правых

К вечеру его привезли обратно в ИВС. Несмотря на головную боль, ноющее тело и голод (поесть в течение дня так и дали), Денис был горд и доволен собой. Очередной этап он выдержал. Хотя, может быть, сильных испытаний и не было, но ведь и подобного с ним до этого не случалось.

«Нас не страшат ни смерть, ни тюремные камеры, нам голос крови сказал: мы должны победить…» – пел он про себя известную в узких кругах песню, пока его вели в камеру.

На месте его встретил подавленный Виктор, встретивший улыбкой товарища по несчастью. Услышав, что с Денисом разговаривали не только «добрым словом», он возмутился и начал давать советы.

– Вот уроды! Я даже не в курсе был, что они еще так допрашивают… А ты что делал? Как ничего? Я бы, например, начал орать, стучать ногами, скидывать со стола предметы или кидать их в окно. Что угодно, лишь бы они прекратили!

«Да, хороший совет на будущее», – подумал Ден. Поднимать в таком виде истерику он как-то не догадался.

– А Никиту отпустили?

– Пару часов назад увели. Никита – идиот. Судьба ему давала шанс несколько раз, отводила от тюрьмы, а он все равно лез на рожон. Таким в тюрьму только и дорога, на свободе им делать нечего с отсутствием мозгов. Его, кстати, пока тебя не было, знатно вырвало. Перебрал с чифиром. Что еще говорить можно…

Денис был согласен с ним. Хотя каждый самоутверждается по-своему, к чему обсуждать людей и давать им оценку. Кто-то находит себя в искусстве, кто-то в науке, а кто-то грезит тюремной романтикой и мечтает быть эдаким авторитетом в законе. Он встречал таких молодых поклонников тюремной романтики, еще когда учился в школе. На районе жили ребята старше его на несколько лет, которые слушали Михаила Круга, разговаривали цитатами из «Бригады» и часто промышляли мелкими кражами и драками. Хотя Дениса малолетние сорвиголовы почему-то не трогали. Было пару мелких словесных перепалок, и только. Ден не утруждал себя мыслями о том, почему так было, но всегда удивленно наблюдал, как его ровесники в ужасе отдавали им свои деньги или вещи, и не сопротивлялись, когда те их били. Впоследствии почти все из той компании все-таки отправились за решетку за те или иные преступления.

Неожиданно в двери загромыхал замок, и послышался голос надзирателя:

– Яров! С вещами на выход!

Денис удивился, услышав свою фамилию. Вроде бы на сегодня уже должны закончить с допросами. Или… С вещами на выход? Домой?

В глазах Виктора тоже было непонимание происходящего.

– Выпускают, наверное, братан, – он грустно ухмыльнулся. – Давай, не дрейфь. Я сам не знаю, что там будет, не смотри на меня. Но на всякий случай к тебе есть просьба.

Бывалый узник запнулся и оценивающе посмотрел на Дена. Тот спокойно выдержал его взгляд, молча ожидая, что тот скажет.

– Если выйдешь, набери женщине одной, Марией звать. Передай ей… Чтобы сделала что-нибудь. Скажи, что я тут вообще голодовку устроил, – он замолчал. – Пусть побегает, придумает, как помочь. Номер негде записать… Запомнишь?

– Запомню, – Денис повторил за Витей набор цифр вслух, чтобы не забыть. – Я позвоню.

– Давай, удачи.

Но в коридоре оказалось, что его просто переводят в другую камеру. «Размечтался! Надейся на лучшее, готовься к худшему», – бодро отметил про себя молодой революционер.

В новой камере он увидел двух типов, абсолютно отличающихся друг от друга. Первый был дед, который все время кряхтел, курил и изредка вставлял реплики, которыми он оценивал сказанное собеседника и которые в то же время не содержали ровным счетом никакой полезной информации. Выражалось это в виде: «н-н-да-а, и так бывает», или: «это да, тоже может быть», или: «эх, а ведь могло быть все по-другому…» Одет он был в старую, местами порванную, грязную одежду.

Второй кардинально отличался и умением говорить, и чистой модной одеждой, и возрастом.

«Николай», – приветствовал он своего нового сокамерника. На вид ему было лет сорок, не больше. Отличительной особенностью его было невероятно хитрое выражение лица и бегающий взгляд, которым он старался одновременно заглянуть в глаза и охватить всю обстановку. «Ни дать ни взять, аферист-мошенник», – оценил его Денис.

Услышав, как зовут его нового сокамерника, Николай еще больше оживился.

– О, слушай, а Даня – это не твой, случаем, подельник? Он только недавно был здесь с нами, рассказывал про тебя.

Ден почувствовал, как ему стало невероятно тепло на душе. Ну, теперь точно ничего не страшно. Он не один остался!

– Даня – мой знакомый, а не подельник, – осторожно поправил его Денис.

– А, ну да, конечно. С вами еще третий был, Даня сказал, что он во всем сознался и пошел домой.

– Может быть, не в курсе. Я даже не понимаю, что происходит и за что я здесь вообще сижу.