Дело правых

Кроме него в камере никого не было, как ни странно. Однако, полежав некоторое время, он понял, что ни о каком сне все равно нет и речи. Усталость была, да. Но мысли о том, какое будущее его ждет и что будет дальше, не давали покоя. Отстали ли от него на сегодня? Или сейчас приведут к нему сотрудников и допрос продолжится? Или приведут сокамерников и его камера мигом будет переименована в «пресс-хату»? А может быть, нашли доказательства и ему вообще уже надо морально готовиться к отдыху на ближайшие несколько лет? Или сколько там дают сейчас за нанесение телесных повреждений, да с групповым предварительным сговором?

В коридоре послышался шум, дверь отворилась, и в камеру вошел уже знакомый ему сосед по камере в отделении.

– О, знакомые люди, – Виктор был рад такой компании. Или просто уже сам устал. – Как сам, цел?

– Помяли слегка, а так в порядке. А ты?

– Жив, здоров. Начальник, давай матрац! – заорал он типичным зэковским голосом.

Удивительно, но матрац ему принесли быстрее, чем Денису, который вынужден его был просить несколько раз, когда очутился в камере. Наверное, знал, как нужно обращаться или сотрудники относились к нему как к постоянному постояльцу. А может быть…

Ден напрягся от своей догадки. Стукач? Подсадили, чтобы в разговоре он узнал про драку, в доверительной беседе выпытал подробности, которые затем передаст следователю. Почему нет? Давно проверенный, известный способ. Не скажет милиции – расскажет «профессиональному психологу» с богатым опытом общения в застенках. В общем, нужно держать ухо востро и не говорить лишнего. Молчание – золото, как говорится.

А бывалый зэк Витя продолжал говорить, хоть и по большей части монологом. Рассказал, что за спиной у него уже четыре ходки, что в этот раз его обвиняют в пустяковой краже, хотя подобные суммы его уже давно не интересуют. «Не иначе Машка, сволочь, виновата», – ругался он время от времени на какую-то женщину. Впрочем, не понятно было, в чем именно она виновата. А Денис и не расспрашивал его об этом, предпочитая дать человеку выговориться.

Чуть позже их компания пополнилась еще одним сокамерником. Надзиратели привели деревенского вида паренька, возрастом помладше Дениса, судя по его внешнему виду. Общаться с ним было еще хуже, чем с Виктором. Воистину правы те, кто утверждает, что в тюрьме развитие останавливается. Если не прилагать суперусилий и силы воли к тому, чтобы заниматься самообразованием, выходишь оттуда примерно на том же уровне развития, какой у тебя был в момент заселения на временное место жительства. Какое уж тут развитие, если такие типы будут окружать тебя рядом.

Парня звали Никитой. Мысли свои он выражал просто – матерно и пользуясь минимальным словарным запасом. Из сказанного им Денис понял, что он попался на краже уже третий раз за последнее время – первый раз его отпустили, второй раз дали условный срок, а сейчас, наверное, посадят. Какого-то сожаления из-за отправки в тюрьму он не испытывал. Единственное, что его искренне беспокоило, так это то, дадут ли ему ту же молодую женщину в адвокаты, что предоставили в прошлый раз, или нет.

– Ты, может, ради нее и пришел сюда? – с улыбкой спросил Витя.

Парень захохотал.

Денис слушал их болтовню сначала сидя на нарах, потом решил прилечь. Усталость брала свое, а сознание успокоилось, видя такую компанию рядом с ним. Вряд ли до утра он кому-то нужен. Хотя, конечно, чуткий сон не помешает. Прикрыв глаза, он задремал.

* * *

– ИВС гораздо хуже, чем реальный срок в тюрьме, – делился опытом Виктор на следующий день. – Там ты хотя бы знаешь, что с тобой будет. Через два года, три года, пять лет или даже больше будет твое освобождение, и ты выйдешь на свободу. Ты уже спокоен, морально готов ближайшим годам. Что ты знаешь здесь и сейчас? Отпустят или нет? Что будет, в чем действительно обвинят, а в чем нет, какой срок дадут? Такое ожидание хуже всего.

Он был отвратительно прав. Действительно, от незнания своего будущего ты не можешь расслабиться или успокоиться. Тебе не оглашают приговор, не приносят новости, не сообщают о результатах твоего дела. Вдобавок к этому ты закрыт в четырех стенах, не контактируешь ни с кем, кроме своих сокамерников, и не имеешь из вещей ничего, кроме своей одежды. Заняться нечем, кроме того, чтобы думать, ходить, насколько это возможно, по камере и обмениваться репликами с товарищами по несчастью, находящимися в этот момент рядом с тобой. Излишняя болтовня с незнакомыми людьми в такой обстановке может здорово навредить. Мало ли скажешь что-нибудь не то. Или дашь пищу для размышлений своему следователю. Заметно было, что даже такой бывалый татуированный сиделец, как Виктор, нервничал. Хотя и старался не показывать этого.

Казалось, что время остановилось. В обычной жизни, если тебя что-то беспокоит, ты переключаешься на другие задачи, что-то делаешь. Ну, или просто слушаешь музыку. Тут отвлечься было тупо не на что. Один раз Денис попытался лечь и поспать, и тут же получил замечание от надзирателя. Днем спать было не положено.