Осматривать красоту окружающего мира через тюремное окно, закрытое арматурами и железными листами с небольшими дырками, было и неудобно, и больно. Напротив он видел немного – деревья, небольшую часть дороги и высотного дома. Но от мысли, что там кипит жизнь, люди занимаются, чем хотят, и ходят, куда пожелают, ему становилось тоскливо.
Хотя тюрьма не пугала идейного борца за справедливость. Собственно, как и смерть. И то, и другое он принял бы с честью и пошел бы вперед с гордо поднятой головой. Но мерзкое тягостное ожидание было невыносимо. Да еще после завтрака он услышал в коридоре крик: «Мельницкий, с вещами на выход!» Второго его товарища выводили из камеры. За шумом из разговоров, шагов, и воплей задержанных по поводу и без он больше ничего не услышал о нем. «Похоже, помог все-таки отец», – подумал Денис. Допросы еще было рано устраивать, рабочий день только начинался. На душе стало еще тоскливее.
Виктор со своими расспросами быстро отстал. Может быть, он действительно не был стукачом. А может, просто отнесся сразу положительно к своему неопытному сокамернику. Во всяком случае, на провокационный вопрос, нужно ли подтвердить то, в чем тебя обвиняют (в разумных пределах), чтобы это смягчило вину не столь серьезного преступления, Виктор спокойно сказал:
– Дело полностью твое. Как знаешь, так и поступай на свое усмотрение, советовать тут нет смысла. Пойми только, что в тюрьме нет чего-то страшного. Как и на воле, там есть и хорошие, и плохие люди. От последних никто не застрахован по обе стороны колючей проволоки. Поэтому просто пройди свой путь достойно и везде оставайся человеком.
Ближе к вечеру Виктору передали сигареты и чай, которые тот любезно предложил молодежи. «Идиотизм, – подумал Ден. – Обо мне информацию передать отказываются родственникам, ограничивают от передач, а другим запретов нет и в помине». Наверное, это было одним из способов давления, помимо мучительного ожидания неизвестности.
Как бы ни хотелось курить (раньше, еще до решения организовывать революционные события, Денис был подвержен этой вредной привычке), он отказался от сигарет. Во-первых, в нем начала медленно, но верно подниматься внутренняя борьба с текущими обстоятельствами. Варианта было два – либо сломаться морально и согласиться на любые действия, например попросить вызвать следователя, чтобы во всем признаться, лишь бы только прекратить томительное ожидание и время пребывания в этой камере. Либо ты стойко начинаешь выдерживать все тяготы и невзгоды. И потом, последних было не так много. Здесь не было насильников, никто не избивал, не пытал, условия были отвратительными, но жить же можно было. Кормили скудно, мало и плохо, но кормили. Ложек и тарелок не хватало, но при сильном голоде согласишься и одной ложкой и с одной миски есть с сокамерниками, которые, кстати, тоже могли быть намного хуже. Это все, конечно, было в первую очередь оправданиями, но ведь и правда в них тоже была.
Во-вторых, отказ от курева был еще и практично рассчитан. Во всех книгах и фильмах рассказывалось, как заядлые курильщики были готовы практически на все в тюрьме, лишь бы вдохнуть в себя этот едкий дым. Падать до такого уровня не хотелось, а значит, отказываться нужно было в самом начале, то есть не закуривать вовсе после продолжительного перерыва. Потом бросить будет наверняка сложнее.
А вот с чаем Витя решил вопрос гораздо проще.
– Не хочешь чифир, дело твое. Но сам-то чай ты пьешь хоть? Возьми щепотку завари себе, по крепости и будет как раз как один пакетик, – посоветовал он.
Действительно, глупо отказываться от простого горячего чая. Насыпал в пластиковый стаканчик несколько частиц заварки, залил кипятком и пьешь. Денис поблагодарил его, покорил себя, что за гнетущими мыслями перестает видеть очевидные вещи вокруг, и с наслаждением маленькими глотками начал пить.
На второй день ближе к обеду вызвали сначала деревенского Никиту, затем Дениса. И пошло все в обратном порядке: милицейский автомобиль, наручники, отделение. Несмотря на то, что на горизонте замаячил допрос, Денис был рад перемене мест и появлению хоть какого-то разнообразия.
В отделении его отвели в кабинет, где уже сидели трое сотрудников. С одним из них, единственным в форме, он чуть было не поздоровался вначале – с такой добродушной улыбкой стоял его позавчерашний знакомый, как будто организована встреча старых друзей, но никак не начало допроса. Сейчас достанут пиво, закроют кабинет, засмеются, закурят и заговорят по душам.
Рядом с ним стоял здоровенный двухметровый детина в штатском. Лысый, с щетиной, он сразу же напомнил Денису эдаких вышибал, которые в фильмах выбивали показания из подозреваемых. Чуть поодаль от них сидел третий сотрудник, внешне не запоминавшийся ничем и, собственно, не желавший этого делать. За все время пребывания Дениса в кабинете он, наверное, только один раз поднял голову от своих бумаг.
– Ну что, как сидится, парень? – заботливо спросил лейтенант.
– Спасибо, все хорошо. Когда меня выпустят?