Дело принципа

Еще бы. Ведь я так простодушно позавидовала тому, что они с Петером вдвоем были в Москве, вдвоем ходили в театр, сидели рядышком, соприкасаясь локтями.

– Надеюсь, – сказала я. – Да, это было бы неплохо. Эдак смотаться в Москву. В Москве есть опера?

– Разумеется, – ответил Петер, – и не одна. Есть императорская. Есть частная.

– Чудесно, – сказала я. – Вы мне тогда скажете, что стоит в Москве посмотреть.

– Посмотрите «Вишневый сад» в театре у Станиславского, – сказал Петер.

– Он так и называется, кстати? Театр Станиславского? – спросила я.

– Нет, – сказала Анна. – Он называется «Московский художественный». А «Вишневый сад» посмотрите обязательно.

– Что-нибудь лирическое? – Я покрутила носом. – Или японское? Любовь самурая и гейши под цветущими вишнями?

– Ах, что вы! – сказал Петер. – Поразительная история. Автор обозначил как комедия. Это, действительно, комедия, но почему-то хочется плакать. Помещица, имение все в долгах. Ей предлагают продать его, чтобы на этом месте были загородные дома для богатых горожан.

– Ого! – сказала я.

– Для нее это единственный выход из положения, – подхватила Анна. – Она на этом может получить много денег, расплатиться с долгами, уехать в Париж и все такое. Но она не желает.

– Почему? – спросила я.

– Потому что ей нравятся эти просторы, эти поля, сады. Это все принадлежит ей. Это ее детство, ее юность, наконец, это красота русского пейзажа, который хотят изуродовать пошлыми виллами, и она говорит: «Нет, нет, ни за что!».

– Дура, – сказал Петер. – Настоящая самовлюбленная дура.

– Но её все равно жалко, – сказала Анна.

– Ну разве чуточку, – согласился Петер и слегка погладил руку Анны чуть выше запястья. Ей сделалось еще спокойнее, и она посмотрела на меня еще доброжелательнее, чем минуту назад.

– Чудесная пьеса, – сказала я. – Просто поразительно, как все по-разному бывает в жизни. А вот я знаю одного дурака-помещика, который всё наоборот. Ему наплевать на эти просторы и перелески, на воспоминания детства и юности тоже. Он кричит: «Мещане! Буржуазия! Да приходите же сюда! Купите мою землю! Недорого отдам! Стройте себе дома и виллы! Живите! Веселитесь! Здесь такой пейзаж, такой чудный воздух, такие реки и пруды! Вам понравится!» А они нос воротят. «Нам, – говорят, и даром этого не надо». И он очень огорчается. Почти как та барыня у маэстро Станиславского. Только у нее хотят отнять родные просторы, а у этого никто не хочет их забрать. Но вообще одно и то же. Как вы думаете, – спросила я, поочередно глядя на Анну и Петера, – он тоже смотрел этот спектакль? Или сам придумал?

Глава 18

– Трудно сказать, – пожала плечами Анна. – Бывают такие сюжеты, которые сами возникают в жизни.

– Но тут же все наоборот, – возразил Петер.

– Какая разница? – засмеялась Анна. – Иногда только кажется, что наоборот. А на самом деле то же самое. Ваш отец бывал в Москве? – обратилась она ко мне.

– Что мы привязались к этой пьесе, право? – сказала я.

– Это гениальная пьеса, – сказал Петер.

– Или опера, – сказала Анна.

– Бог с тобой, какая опера? – спросил Петер.

– А ты не помнишь, в прошлом сезоне здесь была такая. Кажется, она называлась «Флер де Помье». Какой-то французский композитор, фамилию забыла. Там тоже была какая-то графиня, какой-то соседский герцог точил когти на ее земли, а какой-то барон предлагал ей свое покровительство и говорил, что он поселит на ее землях своих рыцарей. Рыцарей будет много, и они защитят несчастную графиню от алчного герцога. А она все время отказывалась. Там были очень красивые дуэты и квартеты. Дуэт герцогини и барона, квартет герцогини и ее кузена, ее воспитанницы и барона и очаровательная каватина школяра Пьера. Он был похож на тебя, – сказала она, совершенно по-детски ткнув пальцем в Петера. – Я сразу подумала: школяр Пьер, студент Петер, ну просто одно и то же.

Кажется, я начала вспоминать. По-моему, я тоже слышала эту оперу в позапрошлом сезоне. Но она мне показалась неинтересной по музыке. Эти дуэты, квартеты и каватины, от которых в таком восторге была Анна, мне показались слишком примитивными. Зато хороший сюжет.

Вот ведь беда – в опере всегда так. Или музыка хорошая, или сюжет завлекательный и понятный. Совмещать не получается. Ах, боже мой, я выражаюсь, как оперный фельетонист из «Театрального обозревателя». Такое же всезнающее презрение. Это неправильно. В конце концов опера – это только развлечение. А если люди честно старались тебя развлечь в течение четырех часов, их надо за это искренне поблагодарить. Наверное, прав был папа.

Помню, однажды в фойе кто-то спросил его в антракте:

– Как вам весь этот праздник пошлости, господин Тальницки?

Давали «Кармен».

– Я бы поостерегся от таких оценок, – сказал папа.

– Неужели вам нравится?

– О, да.

– Но почему? Что здесь может нравиться?

– Послушайте, – сказал папа, – сколько стоит билет в кресла?

– Если не в первые ряды, то двадцать – тридцать крон, – ответил этот господин. – Но я-то сижу в первых.

– Отчего же скрываете цену?

– В первые два ряда билеты не продаются, – сказал господин. – В первые ряды приглашает дирекция.