Дело принципа

– А во-вторых, существует такая штука, как исторические задачи. Задачей семитов было дать религию, греков – философию, задачей римлян была научить народы закону, праву. Но представь себе, – говорил папа, облокотясь о ручку кресла и подвинувшись вперед к дедушке, который полулежал на диване, – но представь себе, к примеру, великого поэта или учёного. Перед ним преклоняются? Да. Его стихи учат наизусть? Да. Ученого увенчивают лаврами? По его книгам учится молодежь? Да. И куча подобных примеров. Но всех этих высокоодаренных господ император не приглашает в государственный совет. А в какой-нибудь демократической Англии или Франции их не избирают в парламент и не назначают министрами. У всех разные задачи. Так и здесь. Задача нордической расы, – говорил папа как по-писаному, – есть задача государственная. Управлять и руководить, устанавливать законы и следить за их выполнением, расширять границы своих государств, пересекать океаны и основывать колонии. Согласись, что это другое.

У дедушки затуманивались глаза.

Я видела, что ему надоел этот разговор, да и папу на самом деле он не очень интересовал. Они просто обсуждали какую-то модную брошюру или нашумевшую статью, о которой шла речь позавчера на обеде у князя такого-то. Мне казалось, что все это полная ерунда. Мне не нравились эти северные лица, которые красивы только до тридцати пяти лет, а потом превращаются в бульдожек. Не могу же я в самом деле разводиться с мужем, когда ему исполнится тридцать пять, но и жить с бульдожкой тоже не хочу. Тем более что сама я вовсе не такая. Я смотрелась в зеркало, прикладывала линейку к носу и ко лбу, вымеряла расстояние между скулами, между кончиками глаз. Получалось, что у меня какая-то смешанная раса. По вискам, скулам и подбородку славянская, а по носу, бровям и губам – средиземноморская. Славянская от папы, а средиземноморская уж не знаю от кого. Фон Мерзебурги должны были по всем правилам принадлежать к чистой нордической расе. Но это, конечно, только по правилам. А на самом деле они, наверное, постоянно брали в жены итальянок. А может, и вообще неизвестно кого. Женщин из Леванта или Северной Африки. Нет, насчет Северной Африки это я, конечно, чересчур.

Поэтому, вспомнив про бульдогов с третьего этажа, я отдернула ногу и с брезгливой опасливостью посмотрела, на что это я наступила. Не дай бог, придется возвращаться и очищать ботинок от этого – вы понимаете от чего.

Но нет. Это был кошелек. Я подняла его. На улице кругом никого не было, не считая нескольких господ, которые входили-выходили в двери кофейни «Трианон», поэтому мне не пришлось так особо озираться. Это был довольно большой мужской кошелек, портмоне. В полном смысле слова porte-monnaie с крепкой застежкой, чтобы монетки не вываливались. То есть именно кошелек, а не бумажник, сколько раз повторять. Подобрав его, я вспомнила, что наш дом смотрит на гостиницу, и, вполне возможно, какой-нибудь бездельник или, хуже того, горничная, поливающая цветы на окне, может смотреть сверху на барышню, которая подобрала кошелек и копается в его содержимом. Поэтому я, уронив рядом со своим башмаком сумку, нагнулась, сунула туда кошелек и подумала, что сейчас пойду куплю себе что-нибудь сладкого и выпью кофе, а потом вернусь домой и рассмотрю его хорошенько. Но мне не терпелось, поэтому я, подрыгав ногой, поболтав ею в воздухе, нагнувшись и поводив пальцами по лодыжке – то есть я явно притворялась для возможных зрителей, что у меня что-то случилось то ли с ногой, то ли со шнурками, – повернулась и, слегка прихрамывая, вошла обратно в дверь нашего подъезда.

Я прекрасно понимала, что поступаю нехорошо. Что бы на моем месте сделала хорошая девочка? Хорошая девочка дошла бы до кофейни и попросила бы метрдотеля вызвать полицию, а полицейскому передала бы кошелек, получив с него расписку. И через несколько дней, быть может, прямо назавтра в городской газете появилось бы объявление: «Потерявший кошелек в таком-то часу на такой-то улице благоволит посетить полицейский участок, находящийся там-то». Хорошая девочка простого происхождения, живущая в большом и небогатом доме на шумной окраинной улице, поступила бы несколько иначе, но по сути точно так же. Я читала об этом в разных нравоучительных книжках, где на канве простенького сюжета вышивались вот такие воспитательные цветочки – хорошая девочка вернулась бы домой, взяла бы листочек бумаги и написала бы: «На крыльце найден кошелек. Кто потерял – заходите. Квартира 50. Нелли Гейзенберг». Ну, или там Агнеш Керес. Радмила Циглар. Илона Эминеску. На выбор.