Дело принципа

Когда я открывала дверь и выходила на улицу, я уже думала о том, о чем и, главное, как мне говорить с Фишером. Но времени оставалось уже буквально полминуты. Кофейня «Трианон» летела мне навстречу со скоростью быстро идущего пешехода.

Ничего. Как-нибудь. На ходу сообразим.

Фишер ждал меня за столиком в углу зала, недалеко от окна. Удобный столик — оттуда очень хорошо видно, что происходит на улице, но с улицы невозможно разглядеть, кто за этим столиком сидит.

Я чуть было не подумала вот такими словами: Фишер сидит за нашим столиком, потому что мне было приятно вообразить что-то этакое, хотя на самом деле мы с ним бывали здесь по отдельности. Рядом стоял официант, терпеливо держа карандаш над раскрытым блокнотом.

— О, — сказал Фишер, — а вот и барышня! Присаживайтесь, ваша светлость.

— Сиятельство, — поправила я. — Я же не княгиня, а графиня. Да и то прагматическая, хо-хо, передаточная, ха-ха.

Официант поклонился мне, а я плюхнулась в кресло, раскрыла сумочку, достала пудреницу, раскрыла ее и в зеркальце показала сама себе язык. Фишер и официант вежливо и даже несколько подобострастно рассмеялись.

— Что вам заказать? — спросил меня Фишер.

— Как всегда! — сказала я, слегка огорошив его.

Впрочем, такова была моя задача. В военном деле, как рассказывала Вяленая Селедка, это называется «беспокоящий огонь». Однако умница Фишер заказал точнехонько то, что я хотела: пирожное моргенталер с двойным ломтиком лимона, который этаким корабликом торчал в шоколадном креме, кофе по-турецки и рюмочку миндального ликера. А себе он взял кофе со сливками и штрудель. И чуточку коньяку.

— Могли бы выпить коньяк у папы, — сказала я, когда официант принес заказ и расставил перед нами чашки и блюдца.

— Фу, Далли! — сказал Фишер. — Неужели я похож на мелкого скрягу? Когда я был совсем молодой, в вашем возрасте, а может, и поменьше, я жил в небогатом предместье бедного городка. Или, точнее сказать, в бедном предместье небогатого городка. Неважно, Далли. Были мальчишки, которые все время стремились ухватить кусочек чего-нибудь сладенького, вкусненького, да просто съестного. Которые хватали объедки со столов в трактире. Которые не брезговали схватить упавшее с возу яблоко, даже если оно упало в грязь. Они вытирали его о штаны и тут же сжирали. Мы их звали «кусочниками». Они, конечно, не виноваты, Далли. Они были из очень бедных семей. Они всегда были голодны. Вся их несчастная жизнь была как жизнь маленьких животных. Они все время искали пропитание.

— Я должна заплакать от жалости и сострадания? — спросила я.

— Как угодно, — зло сказал Фишер.

Правильно, пусть позлится.

Эта моя циническая фраза тоже была «беспокоящим огнем». Но я смотрела на него внимательно и отчасти сочувственно.

— Мы их очень презирали, кусочников, — сказал Фишер. — Не было хуже оскорбления в нашей мальчишечьей компании, чем сказать кому-либо: «Эй, ты, кусочник!» За это сразу полагалось в нос. Даже если обиженным был истинный кусочник. Тем сильнее он дрался, кстати говоря. Так вот, милая Далли, разве я похож на такого человека? Который в неприятной, давайте прямо скажем, в оскорбительной ситуации воспользуется этим презрительным предложением напоследок угоститься дорогим коньяком?

— Ах, как мы с вами похожи, Фишер, — сказала я и лирически вздохнула; он тут же поднял на меня внимательные глаза. — Я тоже, как и вы, люблю вот так вот взять какое-нибудь ерундовое словечко или мимолетную ситуацию и начать ее обсасывать, как перепелиное крылышко. Вы, кстати говоря, ни разу не пригласили меня в ресторан, хотя однажды я вам намекала. — Он собрался было возразить, но я тут же сказала: — Пустое, Фишер, пустое. Я просто пошутила. Но если вы такой щедрый и галантный кавалер — давайте меняться.

— То есть? — не понял Фишер.

— Пирожными и кофе, — объяснила я. — Мне ужасно захотелось штруделя и кофе со сливками. А вам к коньяку больше подойдет кофе по-турецки и моргенталер с лимоном. Верно?

— Верно. — Фишер помахал рукой официанту.

Официант подбежал.

— Переставьте нам чашки и тарелки!

— Ступайте! — сказала я официанту. — Ступайте, благодарю вас! — И, обращаясь к Фишеру, торопливо заговорила: — Да вы с ума сошли! Не обижайтесь! Бога ради, не обижайтесь, Фишер, но это такое махровое мещанство, когда человек боится лишний раз пальцем пошевелить. Или это вы передо мной так выстроиться захотели? Извините, опять же. Настоящий аристократ, да вообще настоящий мужчина должен уметь все делать своими руками. И настоящая женщина тоже, уверяю вас! Время изнеженных принцесс прошло! Четырнадцатый год двадцатого века на дворе, Фишер!

Конечно, я сильно кривила душой, потому что горничная Минни, она же Мицци, буквально до последних дней раздевала меня перед сном и помогала мне одеться утром. Приезд Греты все изменил, ну да ладно. Я не об этом.

— И вообще, знаете, Фишер, почему аристократы стали аристократами? Потому что они были физически крепче, выносливее и храбрее всех остальных. И трудолюбивей тоже. Да-да, представьте себе.