Дело принципа

— Вот ваш кофе со сливками, — сказал Фишер. — Вот ваш штрудель. Вы назначили мне это свидание, чтобы прочесть небольшую лекцию?

— Нет, конечно, — серьезно сказала я. — У меня к вам один вопрос, одна просьба и одно заявление. Итак, — сказала я, не дожидаясь слов вроде «слушаю вас» и «я весь внимание», — начнем с вопроса: что это за странный тип — господин Ковальский?

— Мне кажется, вы знаете это лучше, чем я. Ведь вы же весьма фамильярно, по-моему, даже на «ты» обратились к нему, вытащили его из-за стола и фактически вытолкали его из адвокатской конторы.

— Похвальная наблюдательность! — одобрила я. — Однако мне нужен ваш ответ на мой вопрос. Кто этот человек? Банкир? Земельный магнат? Удачливый наследник? Или просто чье-то доверенное лицо? Может, подставное лицо? Кто он?

— Нет, это вы мне ответьте — кто он? Я очень хочу это знать. Потому я и согласился с вами встретиться после этой унизительной сцены в кабинете вашего папеньки.

— Это не его кабинет, — тут же сказала я. — Это комната, оборудованная в память папиного папы, моего покойного дедушки. Мы начали снимать эту квартиру после его смерти, но решили, что в ней должна быть, как бы это выразиться, «дедушкина комната».

— Да какая мне разница? — сказал Фишер.

— Для меня огромная, — сказала я. — Дедушка очень много значил в моей жизни. Он меня очень любил. Вы знаете, Фишер, он мне ничего такого особенного не заповедал, но мне иногда кажется, что я живу для того, чтобы выполнить какой-то его наказ. Не знаю, какой именно, но тем сильнее я это чувствую, — и я прикоснулась рукой к груди. — Тем более что я очень виновата перед ним. Мне до сих пор перед ним стыдно. Но не будем о грустном. Хотя, конечно, тогда я была совсем ребенком. Не будем о грустном, повторяю. Да. Ну так и что?

— Это я вас спрашиваю, что? — сказал Фишер. — Вернее — кто?

Мне казалось, что Фишер снова начинает кипятиться.

— Отлично, — сказала я. — Значит, будем считать, что вы на мой вопрос ответили. Вы не знаете, кто такой этот Ковальский. Ну просто совершенно представления не имеете. И знакомились с ним, и с его поверенными разговаривали, и всякие комиссии обговаривали, и документ какой-то, наверное, не знаю, как у вас у адвокатов это называется, вроде контракта, да? И контракт подписывали. И проверяли, на самом ли деле у него есть деньги, не фальшивый ли чек он выписал на такую громадную сумму. Есть ли у него такие капиталы? Что за банк, который выпустил этот чек? Все вот это, вот вся вот эта процедура, которая занимала несколько дней самое маленькое, а может быть, и две недели, — все это было как будто сон? Приснилось, промелькнуло и исчезло. И вы сейчас протираете глаза, как бы оторвав голову от подушки, и тщетно пытаетесь вспомнить: что это было? Пытаетесь сложить из обрывков ясную картину, которая только что во сне была перед вами. Но эти обрывки меркнут, исчезают — и вот сон забыт. Так или нет?

— Как вы красиво говорите, Далли, — сказал Фишер.

— Поцелуйте мне руку, — сказала я, — если вам действительно нравится.

Фишер галантно прикоснулся губами к моим пальцам.

— Не так! — возразила я. — Как тогда.

Фишер усмехнулся и расцеловал все десять моих пальчиков.

— Благодарю, — кивнула я. — Но вы не ответили: сон или не сон?

— Если вы настаиваете, — сказал Фишер, — я в ближайшие дни подниму все документы и представлю вам подробнейшее досье. А пока пусть это будет сон.

— А потом окажется, что досье выкрали у вас из конторы. Так? — сказала я.

— Все может быть, — сказал Фишер. — Может быть, пока мы с вами пьем кофе и рассуждаем черт знает о чем, в это время моя контора, к примеру, горит. Потому что я сомневаюсь, что кому-то понадобится выкрадывать именно эти документы.

— А Ковальскому? — спросила я.

— Зачем? — пожал плечами Фишер. — Фокус не удался. Забудем.

— Ага! — сказала я. — Значит, фокус?

— Да, — сказал Фишер. — Именно фокус. Кому-то из ваших дальних родственников до смерти захотелось вернуться в родовое имение.

— Невнятно, — сказала я. — Ну, впрочем, хватит. Вы уже признались, что это была какая-то афера. И вообще, какая глупость в наше время покупать землю, да и еще в таком опасном месте.

— Опасном? — поднял брови Фишер.

— Да-да, в бессмысленно опасном, — подтвердила я. — Артиллерийские повозки будут месить осенние дороги в этом райском уголке. Горы солдатских трупов будут валяться в перелесках. Убитые лошади со вздувшимися животами будут плавать в очаровательных речушках и прудах нашего имения. И не только нашего, я полагаю. Это случится довольно скоро. Когда деревья покроются золотом и багрянцем… Потому что карнавал закрывается, как вы сами выразились. Такой большой карнавал всегда закрывается шумно.

— Нет! — сказал Фишер. — Нет, нет и еще раз нет.