Дело Саввы Морозова

Гораздо более правдоподобной казалась большевистская, террористическая линия. Убитый филер, как уже говорилось, работал как раз по части социал-демократов. Тот факт, что убили его в тот миг, когда он, по словам Вероники, следил за Красиным, делал эту версию еще более правдоподобной. Другое дело, что убил его, скорее всего, не сам Красин – не стал бы он так глупо рисковать. Убил его, вероятно, какой-то подпольщик, поставленный охранять члена большевистского ЦК. Так или иначе, это давало дополнительные козыри в руки статского советника: убийство сотрудника жандармского корпуса – серьезное преступление. Это, друзья мои, не какая-то там брань, которая на вороту не виснет, и не кража серебряных ложечек, за такое Российская империя пошлет исполнителя на каторгу, да и вдохновителям достанется как следует.

Таким образом, шантажируя большевиков тем, что они убили филера, можно будет узнать кое-что и об их планах на Савву Тимофеевича и, вероятно, даже отменить эти планы. Впрочем, в сложившейся ситуации жизнь Морозова, как ни странно, отходила на второй план. У Нестора Васильевича были гораздо более серьезные основания опасаться за свою жизнь. Как известно, именно по его вине этой зимой вся российская часть ЦК большевиков оказалась в заключении. Те поклялись отомстить и, несмотря на то что Загорский вел себя крайне осторожно, все-таки смогли его подстрелить. Рана была не очень опасной, но все равно неприятной. Были все основания полагать, что на этом большевики не остановятся. Именно поэтому статский советник удалил из дома всю прислугу и вдвоем с Ганцзалином остался ждать прихода мстителей.

Мстители, однако, не торопились. Шли дни, недели, а все было тихо. Тем не менее Нестор Васильевич полагал, что не мытьем, так катаньем надо вызвать огонь на себя и обезвредить мстителей.

– В противном случае, – объяснял он Ганцзалину, – большевики ударят в самый неожиданный момент. Гораздо лучше, если они появятся теперь, когда мы готовы и можем с ними справиться.

– Нашему бы теляти козла заломати, – мрачно комментировал китаец, по своей всегдашней привычке безбожно перевирая пословицу.

Вдобавок ко всему Ганцзалин дополнительно разозлил Загорского, устроив ему весьма своеобразный подарок. Как-то раз утром, поднявшись с кровати, статский советник обнаружил у себя на столе пулю. Некоторое время он ее внимательно разглядывал, ломая голову, что это за пуля и как она могла оказаться на его столе.

Явившийся на зов хозяина Ганцзалин быстро все объяснил.

– Это ваша пуля, – сказал он с гордостью в голосе.

– Что ты имеешь в виду?

Оказалось, после того как большевистскую пулю вынули у Загорского из руки, помощник не выбросил ее, а перелил заново. По его мнению, Нестор Васильевич должен был этой самой пулей застрелить своего обидчика – большевика, который пытался его убить. Идея эта Загорскому совершенно не понравилась.

– Во-первых, – сказал статский советник, – я даже не знаю, кто в меня стрелял. Во-вторых, это дурной вкус. И наконец, в-третьих, если пуля будет в пистолете, как я подгадаю, чтобы именно ей выстрелить в большевика? А если до этого придется стрелять в кого-то другого?

– Ганцзалин все предусмотрел, – гордо отвечал китаец. – Господин теперь будет носить два пистолета. Один – с обычными пулями, другой – только с этой одной. Когда появится большевик, вы вытащите второй пистолет и убьете его этой пулей.

К сожалению, господин наотрез отказался следовать этой мстительной идее.

– Никого я убивать не буду, – отвечал он, – если хочешь, сам его убей. И вообще, не донимай меня дурацкими выдумками, мне не до того.

Китаец был смертельно обижен и после этого до конца дня с хозяином не разговаривал.

Однако, когда шеф взялся за дело Морозова, помощник внезапно воспрянул духом.

– Савва наживкой будет? – догадливо поинтересовался он. – Большевики на него клюнут, а мы посадим их уже надолго.

– То, что ты говоришь, безнравственно, – нахмурился Нестор Васильевич. – Впрочем, по некотором размышлении могу сказать, что в твоих словах есть кое-какой смысл.

Китаец важно отвечал, что в его словах всегда есть смысл, а то, что он предлагает, по-русски называется «одним я́йцем убить двух зайцев». Загорский покачал головой и заметил, что русский фольклор не идет ему на пользу и что, если дело пойдет так дальше, с Ганцзалином очень скоро уже стыдно будет появиться в приличном обществе.

– Между прочим, – сварливо заметил помощник, – Ника ваша приказа не исполнила. Пробралась в дом к Морозову и устроилась его личным камердинером…

– Это говорит только о том, что я в ней не ошибся, – кивнул Загорский. – Молодец девчонка, а будь она мальчишкой, в нашем деле вполне могла бы достигнуть высот.

Ганцзалин пробурчал, что мир полон глупостей. Взять хотя бы ту же Россию: императрицей женщина тут может стать, а сыщиком – нет. Загорский на это отвечал, что, как говорили древние, времена меняются, и когда-нибудь, лет через сто, в России, вероятно, появятся женщины-сыщики. Сейчас же, действительно, рассчитывать на это сложно.