Дело Саввы Морозова

– Женщины думают сердцем, – буркнул помощник. – Вы дали ей приказ, а она на него наплевала.

– Вовсе нет, – отвечал Загорский. – Ты же помнишь, что говорил Конфуций относительно благородного мужа? Благородный муж может использовать людей. Но благородный муж использует людей, не принуждая их. Он устраивает все так, что люди делают все по своей воле. Вот так же и с Никой вышло.

Физиономия Ганцзалина немного просветлела, он взглянул на хозяина.

– Вы очень хитрый, – проговорил он. – Вам надо было родиться китайцем.

– После стольких лет общения с тобой я уже фактически стал китайцем, – проворчал Нестор Васильевич. – Однако хватит пустых разговоров. Мне срочно нужно познакомиться с мадемуазель Терпсихоровой.

Амалия Терпсихорова, с которой так спешил познакомиться статский советник, была молодая актриса из списка Цимпер. Она входила в число тех, кто, по мнению Андромахи Егоровны, сильно пострадал из-за того, что студия новых форм Станиславского так и не начала свою работу.

Могло показаться странным, что за десять минут до этого Загорский решил, что участие в травле Морозова со стороны театральных людей представляется маловероятным, и тут же собрался расследовать эту сомнительную версию. Однако статский советник не руководствовался только разумом, он ориентировался и на свою интуицию. И эта самая интуиция говорила ему, что дело обстоит не так просто и что на, казалось бы, совершенно тупиковом пути могут ждать его неожиданные и важные открытия.

– Если в театре убивают человека, то к этому причастны либо его товарищи-актеры, либо публика, – заметил Загорский. – Вряд ли кто-то заявится в театр со стороны…

– Да, но в театре как раз пока еще никого не убили, – возразил ему Ганцзалин.

– Лиха беда начало, – отвечал статский советник, привычным движением засовывая браунинг в карман пиджака.

– Мне пойти с вами? – спросил помощник.

– Полагаешь, я не справлюсь с актрисой?

– Смотря по тому, что вы собираетесь с ней делать, – ухмыльнулся китаец.

Нестор Васильевич сказал, что это вряд ли будет репетиция пьесы «Ромео и Джульетта», скорее уж сцена из «Отелло», где венецианский мавр допытывается у жены, куда она девала его платок. Впрочем, как обычно бывает с женщинами, наверняка придется импровизировать.

И он вышел из кабинета.

– Баба с возу – кобыле приятно, – заметил помощник, устремляясь следом за господином…

* * *

Актриса Амалия Терпсихорова, по паспорту – Татьяна Петровна Пустельга, жила в доходном доме Малюшиных на Садовой-Спасской.

Трехэтажное кирпичное здание пребывало в явном запустении: облупившаяся до кирпичей штукатурка, грязные окна, рассохшаяся дверь парадного входа, который в любом другом доме легко мог сойти за черный. Чтобы дверь не стояла полуоткрытой, находчивые хозяева приспособили к ней несколько кирпичей, висевших на веревке и представлявших некоторую угрозу для входящих и выходящих из здания.

– Артисты русские до сих пор получают совсем небольшое жалованье, – заметил Нестор Васильевич, – вот им и приходится жить бог весть где, если не выразиться еще более определенно.

Поднявшись по шаткой нечистой лестнице на второй этаж, они постучали в нужную квартиру. При столкновении с кулаком дверь произвела какой-то пустой и вместе с тем жалобный звук.

– Ну что еще?! – раздался из-за двери раздраженный женский голос. – Что же вы всё беспокоите меня, я же сказала, деньги за жилье будут на следующей неделе!

Статский советник никак не прокомментировал это заявление, но лишь постучал еще раз.

Спустя несколько секунд дверь открылась, и Загорский оказался лицом к лицу с молодой миловидной женщиной с заплаканными глазами. Она была одета в скромное, несколько поношенное серое платье с отложным воротником и, если бы не выражение лица, одновременно дерзкое и испуганное, вполне могла бы сойти за монашенку или какую-нибудь послушницу в монастыре.

– Я же говорила вам… – воскликнула она, но тут, разглядев в полутьме лица двух незнакомых мужчин, один из которых выглядел весьма пугающе, ойкнула и попыталась захлопнуть дверь у них перед носом. Однако ей это не удалось: Ганцзалин чрезвычайно проворно поставил ногу на порог.

– Госпожа Терпсихорова? – осведомился статский советник, вежливо приподнимая шляпу. – Или вернее обращаться к вам мадемуазель Пустельга?

– Что? Что такое? – испуганно заговорила барышня, пятясь назад. – Вы из овощной лавки? Я им говорила, что пришлю деньги в конце месяца, а они все никак не возьмут в толк, что я актриса, существо эфирное. Мне надо хорошо питаться, иначе я не смогу убедительно представлять на сцене. А если я не смогу играть на театре, то к чему вообще мое бренное существование?

– Мы не из лавки, – внушительно сказал Нестор Васильевич, делая шаг в комнату, – и даже не из магазина. Позвольте представиться, статский советник Загорский. А это мой помощник, Ганцзалин.

– Японец? – с неожиданным любопытством осведомилась Терпсихорова.

– Скорее уж китаец, – отвечал Нестор Васильевич, оглядывая комнату.