Дело сердца

Оглядываясь назад, в первой операции по пересадке человеку сердца хочется видеть апофеоз кардиохирургии, самую высокую вершину, которую хирурги давно стремились покорить. Но на деле мало кто изъявлял желание пойти на этот отважный шаг, который был лишь частью куда более масштабного проекта с участием специалистов из множества разных областей медицины. Целью было желание продемонстрировать, что части тела, которые не подлежат восстановлению, можно заменить – поставить вместо старых органов новые, точно так же, как автослесарь заменяет неисправную деталь автомобильного двигателя. Первые попытки такого рода были предприняты как минимум два тысячелетия назад в Древней Индии, когда Сушрута написал про использование кожных лоскутов для ринопластики – косметической операции по реконструкции носа. В шестнадцатом веке итальянский хирург Гаспар Тальякоцци тоже прославился своим мастерством – он использовал кожные трансплантаты для восстановления изуродованных в бою носов. Ему чаще всего удавалось добиваться неплохих результатов в любом случае, но все же Тальякоцци заметил, что операция шла особенно хорошо только тогда, когда использовались собственные ткани пациента: донорские кожные лоскуты быстро засыхали и отмирали. Использовать кожу другого человека «сложно и практически невозможно», писал он. «Из-за уникальных особенностей человека мы решили полностью отказаться от повторения данной процедуры на ком-либо еще». Он столкнулся с основной проблемой трансплантологии: отторжением донорских тканей. Организм распознает чужеродную ткань и начинает ее атаковать. Прошло уже более четырехсот лет, а эта проблема по-прежнему остается самым сложным аспектом в пересадке органов от одного человека другому.

С развитием анестезии и методов асептики в девятнадцатом веке у хирургов появилась возможность предпринимать более амбициозные реконструктивные операции. Они творили настоящие чудеса, собирая по кусочкам тела, изуродованные травмой или опухолью, однако попытки заменить утраченную кожу донорскими лоскутами практически всегда оказывались безуспешными. Хирурги из России даже пробовали использовать кожу собак, лягушек и кур для лечения ожогов у людей, однако результаты всегда были плачевными. В 1880-х годах круг этих экспериментов расширился: ученые стали исследовать возможность пересадки эндокринной ткани – производящей гормоны железы, вроде щитовидной, яичников и яичек – от одного человека другому с целью лечения бесплодия, а также случаев гипотиреоза (недостаточности щитовидной железы). На рубеже веков, когда хирурги научились сшивать вместе кровеносные сосуды, перед ними открылась еще более волнующая перспектива: пересадка целого органа с его последующим подсоединением к собственной системе кровообращения пациента.

Первым человеком, продемонстрировавшим, что это была не просто нелепая фантазия, стал австриец Эммерих Ульман. В 1902 году он трансплантировал почку одной собаки в шею другой. Так как целью опыта была лишь демонстрация возможности подобной процедуры, собственные почки собаки-реципиента он оставил на месте. Шею же он выбрал потому, что ее вены и артерии расположены близко к коже, что значительно упрощало проведение операции. Он прикрепил донорскую почку к этим сосудам и вывел наружу мочеточник – выходной канал почки. Из отверстия капала моча, тем самым доказывая, что орган получал достаточно крови и добросовестно выполнял свои функции.

Несколько месяцев спустя Эммерих предпринял попытку вылечить женщину, которая страдала от почечной недостаточности, вживив ей в локоть почку свиньи, однако операция была обречена на провал. Но это не помешало продолжить попытки: француз Матье Жабулей пересаживал людям почки свиней и коз, а немец Эрнст Ангер брал для этих целей почки у обезьян. В 1906 году хирург из Нью-Йорка Роберт Таттл Морис объявил о, казалось бы, серьезном прорыве в трансплантологии. Четырьмя годами ранее он заменил пораженные болезнью яичники молодой девушки донорскими, и 15 марта эта пациентка родила здоровую дочку. Если оплодотворенная яйцеклетка действительно была выработана новыми яичниками, то это означало, что биологической матерью ребенка была женщина-донор, а не та, которая физически выносила и родила его. Большинство современных специалистов сходятся во мнении, что Моррис непреднамеренно оставил часть собственной ткани женщины, когда вырезал яичники, и что именно они и стали источником яйцеклетки. Так как анализ ДНК начали проводить лишь многие десятилетия спустя, не было никакого способа узнать, кто же на самом деле был матерью ребенка.