Дело сердца

Здесь ему посчастливилось повстречать идеального партнера, Ричарда Лоуэра, чей тезка в семнадцатом веке первым сделал переливание крови. В своих первых опытах Шамвэй и Лоуэр охлаждали собак до температуры гораздо ниже нормальной и изучали возможности проведения операций с помощью данной методики. Им приходилось подолгу стоять в операционной в ожидании, пока тело оперируемого животного не достигнет нужной температуры, и Шамвэй предложил проводить время с пользой – вырезать сердце, а затем ставить его на место. Это было бы и отличной практикой, и позволяло бы заниматься так называемой «экстракорпоральной хирургией» – исправлять патологии сердца, пока оно находилось за пределами организма. Чтобы достать сердце, нужно было разрезать его магистральные сосуды – аорту, легочную артерию и обе полые вены, – а также четыре небольшие легочные вены. Это было достаточно просто, однако, когда пришло время ставить сердце на место, оказалось, что сшить обратно обрезанные вены и артерии было практически невозможно. Хирурги поняли, что им было бы гораздо проще, будь у них в распоряжении дополнительная живая ткань: в конце концов, портной, делая рукава для пиджака, не сразу обрезает их до нужной длины, а оставляет немного материала про запас и подравнивает их уже когда пришьет на место. Лоуэр предложил брать донорское сердце у другой собаки вместе с прикрепленными к нему участками магистральных сосудов. Это значительно упростило дело, так как теперь было гораздо удобнее пришивать артерии и вены.

Так и началась карьера двух величайших хирургов-трансплантологов: от скуки. Оказалось, что собаки чувствовали себя после операции достаточно хорошо, чтобы бегать, и тогда Шамвэй и Лоуэр превратили свое развлечение в крупный исследовательский проект. Они стали пользоваться имевшимся у них в больнице аппаратом искусственного кровообращения и подключали к нему собак с удаленным сердцем, пока пересаживали им новое, а заодно разработали упрощенный вариант процедуры, который избавил их от необходимости разрезать, а потом сшивать все восемь кровеносных сосудов сердца. Четыре из них были легочными венами – сосудами, возвращавшими обогащенную кислородом кровь из легких в левое предсердие. Шамвэй догадался, что можно вырезать сердце не целиком, а оставлять небольшие участки предсердий вместе с прикрепленными к ним легочными венами, а также обоими полыми венами, входящими в правое предсердие. Вместо того чтобы сшивать шесть отдельных кровеносных сосудов, нужно было сделать один шов на сердце, а затем прикрепить к нему аорту и легочную артерию. К такому же заключению пришли еще несколько ученых, в том числе Рассел Брок из Лондона, начавший свои собственные опыты на животных в 1959 году.

Первые результаты Шамвэя и Лоуэра оказались на удивление хорошими. Даже без каких-либо усилий для предотвращения отторжения их собаки с пересаженным сердцем жили до трех недель. Единственной серьезной проблемой оставалось отторжение, и тогда они сделали вывод, что если удастся помешать иммунной системе атаковать пересаженный орган, то животное сможет прожить с ним до самой старости. Не менее оптимистичный настрой был и у Брока, заметившего, что сердце, в конце концов, – это всего лишь насос. Вскоре хирурги, один за другим, стали повторять эту фразу, пытаясь убедить общественность, что никто не потеряет своей души или способности любить, если ему пересадят донорское сердце.

Исследователи проблемы трансплантации сердца тоже находились в неведении и о прогрессе в этой области в других уголках мира ничего не знали. Стали частыми попытки трансплантации почек, и в 1951 году французские хирурги провели серию операций с использованием почек, взятых у казненных на гильотине преступников. Но и эти операции не увенчались успехом, однако три года спустя в Бостоне пластический хирург Джозеф Мюррей, страстно увлеченный темой пересадки человеческих органов, провел первую в истории успешную трансплантацию почки. К счастью, ему не пришлось беспокоиться по поводу ее отторжения: у его пациента, Ричарда Херрика, был однояйцевый близнец по имени Рональд, который согласился отдать брату свою почку. Так как ДНК близнецов полностью совпадают, то иммунная система Ричарда не стала воспринимать новую почку как чужеродную ткань, и он без каких-либо происшествий поправился. И хотя отторжение так и оставалось непреодолимой проблемой, все равно операция Мюррея была огромнейшим достижением: удалось преодолеть множество трудностей технического характера, которые ставили в тупик его предшественников. Ричард Херрик стал первым человеком, прожившим больше чем несколько месяцев после пересадки донорского органа, – он умер восемь лет спустя. Это событие было предано широкой огласке, причем совершенно справедливо: оно стало доказательством того, что пересадка нового органа может существенно помочь пациенту^[25].