Дело сердца

Пятнадцатого декабря, через двенадцать дней после операции, Вашкански разрешили вставать с кровати, но позже в тот вечер появился первый признак того, что все было не так хорошо, как казалось. Он начал испытывать трудности с дыханием, и рентгеновский снимок обнаружил в легких затемнение. Ему диагностировали пневмонию, и, так как анализы не выявили признаков какой-либо инфекции, Барнард заключил, что дело в отторжении донорского органа, – это была его роковая ошибка. На самом деле у Вашкански действительно была инфекция, которая распространилась в легкие из раны на ноге. Он нуждался в антибиотиках, а вместо них ему увеличили дозировку препаратов для борьбы с отторжением, еще больше ослабив его иммунную систему в тот момент, когда она была особенно нужна для борьбы с бактериями. Барнарда можно простить за эту оплошность: с тех прошло уже 50 лет, но хирурги-трансплантологи до сих пор ошибаются из-за схожести симптомов отторжения и инфекции, и это остается одной из основных проблем.

Когда врачи поняли истинную причину пневмонии Вашкански, было уже слишком поздно. Они бросили все мыслимые и немыслимые лекарства на борьбу с инфекцией, однако его состояние продолжало ухудшаться. Двадцать первого декабря, через восемнадцать дней после пересадки, Вашкански умер. Тысячи людей, не знавшие и не видевшие этого исключительного пациента – не говоря уже о том, чтобы встречаться с ним лично, – выразили соболезнования его родным.

Барнард был раздавлен. Он присутствовал на вскрытии, но из-за нахлынувших эмоций был вынужден покинуть морг. Хотя по факту все закончилось неудачей, вскрытие все же показало, что операция прошла более чем успешно. Причиной смерти была именно пневмония, и хотя признаки отторжения тоже обнаружили, они были лишь незначительными и никак не повлияли на ход событий. Если бы не инфекция, Вашкански, судя по всему, мог бы прожить намного дольше.

СМИ всячески превозносили и хвалили Барнарда за его операцию, а вот у других хирургов она вызывала недоумение. Адриан Кантровиц в Нью-Йорке узнал о ней от своей дочери, которая услышала новости по радио. Он был потрясен: успеху Лоуэра или Шамвэя он бы не удивился, однако услышать имя Барнарда он явно не ожидал. В его больнице был ребенок, ожидавший трансплантации, и Кантровиц стал переживать, что общественность может подумать, будто он решил поспешить, чтобы урвать кусочек славы, если тоже сделает подобную операцию. Но четвертого декабря в Медицинский центр Маймонида доставили идеального донора – ребенка с анэнцефалией, – и Кантровиц решил не отказываться от своих планов. Через два дня он провел операцию, но крошечный пациент – мальчик двух недель от роду – прожил всего несколько часов, а потом пересаженный орган отказал. В начале января второй пациент, на этот раз взрослый, умер через несколько часов после операции. Хотя Кантровиц и повторил достижение Барнарда, он стал первым из многих, кто понял, насколько тяжело добиться окончательного успеха.

Уже через несколько дней Норман Шамвэй тоже вступил в клуб трансплантологов. У его первого пациента, мужчины 54 лет, дела сложились несколько лучше, чем у пациентов Кантровица. Примечательно, что операция была проведена менее чем через сутки после доставки в больницу пациента с терминальной сердечной недостаточностью. Донорское сердце принадлежало женщине 43 лет, которая перенесла обширный инсульт. Проведенная шестого января операция прошла как по нотам, но, увы, уже через несколько часов начались осложнения, справиться с которыми так и не удалось. После двух недель борьбы с инфекциями и желудочно-кишечным кровотечением пациент умер.