Дело сердца

В начале февраля Барнард прилетел в Лондон, чтобы участвовать в телевизионных дебатах в рамках специального выпуска «Барнард встречается со своими критиками» научно-популярной передачи «Мир завтрашнего дня». Это было грандиозное событие. Среди аудитории скромной студии было много выдающихся британских хирургов и врачей, а также несколько откровенных противников пересадки сердца. Тон дискуссии с самого начала был явно недружелюбным: после первой операции Барнарда трансплантация была проведена еще пяти пациентам, из которых к тому времени в живых оставался только один, и общественность уже начала менять свое мнение относительно чудодейственности операций по пересадке сердца. Особенно резкая критика исходила от хирурга-трансплантолога Роя Кална (позже сэр Рой), считавшегося в свои 37 лет ведущим британским экспертом в данной области. Открыв первый эффективный иммунодепрессант под названием «азатиоприн», он уже активно занимался пересадкой почек и в тот год стал первым европейцем, пересадившим печень. Решение о проведении операции он поддержал, однако осудил сопровождавшую его «тошнотворную» рекламу, а также высказался против решения опубликовать фотографии пациента и донора. Еще более враждебным настрой был у писателя и тележурналиста Малькольма Маггериджа, убежденного католика, чьи комментарии явно были основаны на религиозных постулатах. Назвав трансплантацию органов «глубоко противным» занятием, он предложил задуматься о том, «как разгневает Небеса идея о том, что наши тела – лишь набор запчастей».

И все же недовольные были в меньшинстве. Другой кардиохирург, Дональд Лонгмор, отверг несколько «раздутый» аргумент про этическую сторону вопроса и подчеркнул захватывающие возможности такой операции. Он представил одного из своих пациентов – Билли Брэдли, бывшего молочника. Тот появился на сцене в инвалидной коляске, и шум в зале разом затих, когда он начал негромко рассказывать, что уже пять лет ждет возможности получить новое сердце. «Я соглашусь хоть завтра, если мне представится такой случай», – сказал он. «Я могу стать новым человеком, я могу жить нормальной жизнью вместо вот этого». Итак, довольно нервные дебаты закончились порцией отрезвляющей реальности.

1968-й обещал стать самым громким годом в истории кардиохирургии. Все вдруг кинулись проводить операции по пересадке сердца. Как заметил Адриан Кантровиц в специальном выпуске «Американского кардиологического журнала»: «Крайне необычно, что новая хирургическая процедура, экспериментальная по своей природе, была так быстро принята в клиническую практику столь многими разными центрами по всему миру». К концу октября было проведено в общей сложности более шестидесяти операций в Индии, Венесуэле и Чехословакии, а также в ведущих медицинских центрах Америки и Европы. Многие из них вообще не следовало бы проводить, так как за них брались хирурги с минимальными знаниями о процедуре, работавшие в больницах, где не знали почти ничего про сложную проблему отторжения. Как заметил выдающийся американский хирург Лайман Брюэр, эта операция стала статусной, и ее стремился сделать всякий, кто хотел добиться известности.

Одним из самых продуктивных среди первых трансплантологов был Дентон Кули, открыто признавший свое сожаление по поводу того, что не стал первым. Узнав про операцию Барнарда, он отправил ему поздравительную телеграмму, в которой, между прочим, заметил, что и он вскоре будет докладывать о своих первых ста операциях. Первую, однако, он сделал лишь в мае – его пациентом был 47-летний бухгалтер. Дела шли довольно неплохо, пока полгода спустя не начался процесс отторжения. Повторная пересадка также не увенчалась успехом, и пациент вскоре умер. У Кули – который гордился своей скоростью и точностью – уходило всего три часа на операцию, Барнарду на это понадобилось восемь. Он был опьянен последовавшим общественным признанием и признавался одному из коллег, что смаковал тот факт, что публика воспринимает его «суперхирургом». «В один миг, – сказал он, – хирург становится некоего рода божеством!» К концу года Кули провел восемнадцать операций, в том числе пересадку сердца двухмесячной девочке. В живых, однако, оставались лишь шестеро из его пациентов, и проживший дольше всех умер через год с небольшим после пересадки.