Дело шести безумцев

– И на это свои причины.

Макс стоял точно в такой же позе, как в тот вечер, когда я встретила его впервые. Небрежно прислонился к проему двери, скрестил руки и делал вид, что никого вокруг не замечает.

– Как дела, Кирыч? Ты, кажется, хотела побыть вечером одна?

– Я побыла. А потом решила, что хочу побыть еще немного здесь.

Максим был без респиратора и без защитного костюма. Я подняла с лица свою маску, стирая испарину, проступившую над бровями и верхней губой.

– Верни ее обратно. Или музей ужасов закроется прямо сейчас.

– Не указывай мне, что делать. Сам вон… голый. – Я имела в виду, что он без защиты.

– Иммунитет.

– Вот и я свой укрепляю.

– А мне, пожалуй, и моего достаточно! – пробирался Женя по стеночке в сторону выхода.

Максим повернул к нему голову:

– Я просил об одном, Дунаев: не приводить ее сюда.

Женя принялся извиваться, придумывая отмазку.

– Она… потом Воеводин! И нож… Кира угрожала мне! – лепетал Женя глупые оправдания. – Что, если она найдет, Макс?! Найдет ключ?

– Максим Сергеевич, – поправили его.

Но тут уже не выдержала я:

– Будешь говорить с нами в таком тоне, Максим Сергеевич, и мы уйдем оба.

– Это частная собственность, – буравил он меня взглядом. – Я имею право вызвать полицию и написать заявление о вашем незаконном проникновении.

Решив быть самой взрослой из них, я не стала ни орать, ни драться, ни истерить, а продолжила молча делать то, ради чего сюда приехала, – обыскивать комнату.

– Поезжай, Дунаев. Я сам ее отвезу.

– Меня Женя отвезет. Я никуда с тобой не поеду, – передвигала я вешалки с блузками и юбками, которые Алла шила сама из крапивьей нити.

– Милые бранятся – только тешатся! – пытался отшутиться Женя. – Слушай, Максим… Сергеевич, я привез ее, чтобы она помогла. Они же с Аллой кузины… что, если Кира почувствует что-то?

– Паучьим чутьем? Комиксов читай поменьше, Дунаев.

– Мы топчемся на месте. Я вижу, как ты рвешь на куски отчетные журналы. У тебя ничего нет! Что бы ты ни искал, ты не можешь это найти!

– Еще пара таких фраз, Дунаев, и ты попробуешь найти работу сторожем детского садика. В селе Упорово. Такое есть. Не шучу.

– Жень, и мне вакансию забей, – провела я рукой по частоколу одинаковых черных туфель на устойчивых каблуках, с красными подошвами и серебристыми пряжками. – Он поедет в Упорово, и я упорюсь… испарюсь, короче, я уеду, Максим. И все из-за твоих капризов.

– Капризов?

– Чем моя помощь хуже помощи твоих лаборантов?

– Тем, что они работают в помещении, название которого имеет такой же корень, что и название их профессии. В лаборатории! И не ходят в спальню Аллы, не бродят по дому, не дышат ядами оранжереи. Иди, Дунаев.

– Принято, шеф.

– Останься, Женя. Если ты уйдешь, полицию вызову я.

– И по какому обвинению? – поинтересовался Максим.

– Был бы человек, а обвинения найдутся.

– Научилась главному у себя на практике? Превышению должностных полномочий?

– Что ты здесь прячешь, Макс?

Он вздрогнул и покосился на Женю:

– Я… ищу, а не прячу.

– Не ври! Ты не хочешь пускать меня не потому, что тебе помощь не нужна, а потому, что не хочешь, чтобы я узнала, чем ты тут занимаешься!

– Так и есть.

Мы с Женей переглянулись.

– Ищу я или прячу – это мое дело. Это моя земля. Мой дом. И мои правила.

– Повезло нам с Женей, что мы – «не твои».

Не слишком ли похоже на схему: переспать с парнем и сразу же его потерять? Костю на следующее утро, Макса через сорок восемь часов. Еще сто парней – и я продержусь до трех среднестатистических месяцев, достаточных для неудачного романа.

Со злости я дернула все крапивьи блузки и юбки, швыряя их на пол, и сразу поняла, что уже видела эту вышивку. Точь-в точь такие же символы были в дневниках Аллы.

– Те же самые, что в дневниках, – обрадовался Женя, – и они все время были тут! Под самым нашим носом!

– Принеси оборудование для фотосъемки, – попросил Максим Женю. – Надо зафиксировать.

Женя пересекся со мной взглядом, и я кивнула, а Максим добавил:

– Если Кира решит меня домогаться, я вызову полицию сам.

Когда Женя ушел, Максим поднялся с пола и сделал пару шагов в мою сторону:

– Я знаю, что ты… не моя. Я не то имел в виду.

– А что тогда? Скажи, что? Я была честной. Рассказала тебе про сестер в зеркалах и голос Аллы в голове. А ты что скрываешь?

Он боролся: морщился, мотал головой, лохматил себе волосы, вздыхал и стонал, отбрасывая затянутой паутиной стул или опрокидывая подсвечники с трюмо. Сообразив, он быстро накинул одну из юбок Аллы поверх зеркала.

– Ты не можешь сказать мне?

– Пока. Пока не могу. Я не готов… произнести все это вслух. Но я буду. Обещаю, что ты узнаешь правду.

– Надеюсь, Макс, что после этой правды я не скажу, что ты «не мой».

– Я твой, Кира. Ты знаешь. Навсегда только твой.

Он попытался вернуть мне респиратор, болтающийся на шее, но я медленно покачала головой.

– Это опасно. Быть здесь, Кира. Я не хочу, чтобы ты рисковала.

– А как же ты? Твой риск?

– Во что я вляпался, то уже впиталось.

– Я вляпалась туда же, если ты не заметил. И Женя, и все, кто был в этом доме!

– Хочу, чтобы ты жила. Без Аллы.