Дело шести безумцев

– Я не могу без нее. И без тебя не могу. И… немного без Кости. Не из-за парника, не из-за уравнения.

– Из-за сестер?

– Мы связаны ими. Все. Вот, что навсегда.

– Я могу связать тебя с помощью шибари, но не знаю, как и чем разрезать метафорический узел твоего прошлого, Кирыч.

Я улыбнулась, рассматривая свои запястья.

– Не бойся, Макс, узел не на шее. Он на моих запястьях. И… даже нравится мне.

– Чем?

– Тем, что это понимаю только я.

Приблизившись, я опустила руки на его плечи. Моя ладонь скользнула под его футболку, туда, где была набита татуировка паука. И в паутине его шрама забился мой журавль, когда обе татуировки соприкоснулись.

Или это билось мое сердце?

Молния моего защитного комбинезона разошлась по сторонам. Руки Максима стянули с меня толстовку и три футболки подряд, опустили спиной на раскиданную кучу юбок Аллы.

– Крапивья нить, – изогнулось мое тело под прикосновениями Макса, – открывает дар ясновидения. Предсказать, что сейчас случится?

– Нет… узнаем, когда оно случится, – накрыл он мои губы своими.

Кажется, на лестнице какое-то время шуршали сначала приближающиеся быстрые, а потом крадущиеся на цыпочках прочь шаги Жени Дунаева. Кажется, сегодня он свою работу не потеряет.

Гадалка из меня вышла не очень.

Потому что дальше не произошло ничего. Во-первых, хоть мы и были не вполне нормальными, заниматься любовью на горе одежды мертвой девушки (максимально ненормальной) – все равно сто тысяч в гугл-степени неправильно.

А во‑вторых, мне захотелось есть, и мои пальцы, превратившиеся в пять стальных лезвий – ладони-вилки, потянулись к зрачкам-глазуньям Максима.

Белый обруч и желтый круг посередине. И не просто круг, а поджаренный желточек с ароматной корочкой, который мои пальцы-вилки жаждали проткнуть.

Что я и сделала, чувствуя непреодолимый голод.

Глава 10 Токсин в головном мозге

– Вот, выпей, – протянул Максим растворимый аспирин.

Его левый глаз покраснел, капилляры лопнули, а веко припухло.

– Говорил, нельзя без респиратора ходить там.

Я лежала на софе в его квартире и рассматривала тени от плафонов люстры на потолке. Вместо света Макс зажег десяток толстых свечей, выставленных в ряд на его барной стойке.

– Это было так по-настоящему… Ты сходишь к врачу? Покажешь глаз?

– Сразу после тебя.

– Нельзя. Если отправят на психиатрическую экспертизу, что я скажу? Что вижу сестер в отражении витрин, духовок, в речке, и я уж молчу о зеркалах? Скажу, что собиралась проткнуть пальцем-вилкой яичный желток твоего глаза и слизать вытекающую влагу?

– Так и тянет отмочить пошлую шутку о протыкании, слизывании и яйцах.

– Я была на той лодке, Максим. Двадцать пять человек гостей. Один мертвый капитан, и два дня спустя глюки с вилками, – вытянула я перед собой растопыренные пальцы, проверяя, исчезли ли галлюцинации.

– Но сестер ты видишь в зеркалах не два дня, а дольше.

– Но еще ни у кого я не собиралась съесть глаза.

Максим сидел на полу. Он прислонился спиной к софе и закинул назад голову, чтобы увидеть меня.

– Вилки и сестры никак не связаны.

– У меня взяли кровь. На яды, токсины. Тебя тоже вызовут.

– Что ты ела или пила? Помнишь? На катере, что?

– Только чай. Который заварила Полина.

– Сестра Толика?

– Да. Ты его тоже хлебнул.

– Ты же не пьешь ничего откупоренного и из посторонних рук?

– И кажется, не зря.

Я легла на бок, уткнувшись носом ему в затылок.

Максим шелохнулся:

– Мы оба пили тот чай. Значит, у меня будет то же самое в крови. Когда придут результаты?

– Не знаю. Там больше тысячи наименований ядов.

– Как в детские годы на пластиковой кухне Аллы в розовых кастрюльках.

– Обещаешь, что скажешь мне правду, когда будешь готов? Что ты прячешь и что ищешь?

Или от моего горячего дыхания, или от вопроса по его шее рванул табун мурашек, и даже голос дрогнул вызванной ими рябью:

– Ответ, Кира. Я ищу ответ.

– На какой вопрос?

– Как сделать так, чтобы ты была счастлива.

– Но я счастлива. На девяносто восемь процентов. Родители живы и почти здоровы. Мама пьет лекарства, и обострения уменьшились. Папа пишет, что она ни разу не убегала с геранью. Возится с ней, пересаживает, но не ездит на кладбище. И бабушка молодцом. Справляется с огородом и закрутками. Я учусь на бюджете. Зарплаты хватает на жилье, а стажировка – это как раз то, чем я хочу заниматься. Есть друзья: Алина из кафе, Камиль из морга, Женя из лаборатории, конечно, Воеводин. И есть ты.

– На последней строчке списка?

– Вишенка на торте. И не шути пошло про вишенку, даже в мыслях!

Максим повернулся ко мне, нежно касаясь. Он словно обнимал мое лицо своим. И нет, это не новые глюки. Было приятно, щекотно, возбуждающе. Он прикасался к моей коже своим особенным поцелуем-бабочкой (раньше я называла так только ножи, а не поцелуи) еле ощутимо. Я могла услышать этот поцелуй, ощутить аромат, узнать его в ядре, что взорвалось во время моей термической реакции.

Он прошептал:

– Больше всего на свете я боюсь тебя потерять.

– Ты никогда меня не потеряешь, – произнесла я, словно пришпиливая мертвую бабочку.