Может, хоть со второй попытки мой первый-второй бал оставит нежные воспоминания. Шрамы от стяжек потихоньку затягивались, концентрация токсина в моей крови падала, глаза Максима не превращались в яичницу, секрет страсти Камиля к моему уху был раскрыт, дневники и юбки Аллы расшифровывались, и никто из горожан не убил себя безумным, варварским способом.
В целом день был очень хорошим, предрекая такие же вечер и ночь.
Ах да, оставалась только тайна бордовой коробочки в нагрудном кармане Максима.
– Макс, – положила я руку на выпуклое место его смокинга (и нет, не на брюках, а на нагрудном кармане), – ты не спешишь? Не слишком быстро?
– Я разве… такое было? Пни меня в следующий раз, чтобы замедлился!
Он убрал выпущенную прядь мне за ухо, оставив руку на подбородке, и приподнял его.
– Внутри футляра ключ. От коттеджа, где мы провели те выходные после катера. Я купил его для нас.
– Ты купил дом?
– В нем воспоминания. Самые прекрасные, и пусть их будет больше.
– Хорошо, что тебя не привлекла халупа в лесу.
– Узнавал. Ее купить не разрешили. Земля относится к какой-то аграрной фирме местного района.
Максим сунул в карман руку и достал из коробочки серебряный ключ. Сквозь отверстие ключа была продета цепочка-брелок, на котором висел красный камень в форме сердечка.
– Когда решишь, что готова, мы можем поселиться в нем. Можем каждую ночь спать на полу у камина и затягивать друг друга в стяжки. Можем делать что захотим. Завести собак, котов, хомяков и рыбок. Детей.
– Детей?..
– Я бы хотел, чтобы у нас были сын и дочка. Сына бы мы назвали Ильей, а дочку Симой.
– Это почему?
– Сима от «Максима», а Илья от «Кирилии». Помнишь, я назвал так тебя тогда утром в храме? Я тоже… предвидел.
Мы оба прочитали в глазах друг друга, что от «Киры» идеально получилось бы имя «Кирилл», но оно уже было кое-кем занято. Кем-то Серым из Калининграда.
Мой взгляд упал на татуировку с журавлем.
– Красивая мечта, Максим. Это то, чего ты хочешь?
– Вместе с тобой. Да. И если ты хочешь того же самого. А если нет, я буду до конца дней гоняться за призраками. Расследовать самоубийства, хлестать токсины, похищаться и спасаться.
– Мы уже спасли себя. Я не хочу спасаться до старости… не хочу стать такой, как Воеводин.
– Он же был твоим кумиром.
– Но у него нет Симы и Ильи. Вместо них у него Камиль и Кира. И все это сложнее, чем быть счастливыми. Быть нормальными.
Оркестр заиграл «медляк», и я прижалась к груди Макса.
– Я думала про твои слова – оставить прошлое в покое. И знаешь, я готова. Я не буду больше спрашивать техников про пленку, требовать ее расшифровки. И смотреть ее тоже не буду. У Воеводина много людей. Пусть расследует дело сам, если хочет. А я хочу… спать в подвесном кресле напротив детских кроваток.
Максим поцеловал меня в макушку и стиснул, как тысячи корсетов разом. Он держал в безопасном объятии, внутри которого мне ничего не страшно. Внутри которого из паутинок его шрама мы начали ткать свой собственный домик и свое нормальное счастливое будущее.
Мы с Максимом вращались в центре прожектора и новой хлынувшей волны блестящих конфетти. Конфетти – крошечных зеркал, внутри каждого из которых я видела Иру с Мирой. Смеясь и пританцовывая, они звали меня отправиться вслед за ними.
– Поедем домой, – зажмурилась я, утыкаясь в плечо Максима.
Ни в какое конфетти я не отправлюсь. И тем более не пущу Максима вслед за собой.
Макс вызвал машину, и уже через двадцать минут мы были в моей квартире.
В салоне на заднем диване автомобиля я чувствовала прилив жара. Включила кондиционер на всю мощность, но лоб и шея покрылись испариной. У меня чесались кости и дыбом вставали волосы, пока со всех эмалированных поверхностей смотрели мои сестры.
Нет, я больше не могла бороться с тем, что вижу.
– Вас нет! Вы умерли! – выкрикнула я, пытаясь наспех выбраться из все еще движущейся машины.
Максим бежал за мной вверх по лестнице, пока я падала руками вперед, спотыкаясь о юбки.
– Кир, что ты пила? Ты ела что-нибудь на балу?
– Ничего, – схватилась я за голову, – а ты?..
– Шампанское в лимузине. Что мне сделать? Как помочь?
– Поцелуй меня! Пожалуйста, я хочу тебя, Максим!
Он поднял меня на руки и перенес через порог квартиры. В холле не горел свет. Все лампочки были выкручены.
Максим придвинулся вплотную. Никакое перо не юркнуло бы сейчас между моей спиной и его грудью. В отличие от моей, его грудная клетка вздымалась часто и высоко. Он был сзади, целуя меня в шею, пока руками я упиралась в трюмо.
Юбка из парчи упала на пол, и я отшвырнула ее ногой.
– Мне нечем дышать…
– Мне тоже, – поднимал он руки вверх по панталонам, продолжая прижимать меня к трюмо.
– Развяжи корсет! Разрежь его!
Пальцы Максима стали распутывать ленты, зубы вгрызались в узлы. От его напористых движений меня шатало вперед и назад. Я хваталась за трюмо, пока в неловком прикосновении не сдернула накинутую на зеркало простыню. Мои глаза оказались в десяти сантиметрах… от них… от пары, подобных моим глаз.
– Они здесь… – прошептала я. – Нож! – дернула за ручку ящика. – Просто разрежь эти лески!