– Теперь вытяни руку. Наложу швы. Ты ничего не почувствуешь.
Он приготовил в серебристой овальной миске инструменты. Я узнала только ножницы. Камиль поменял перчатки, подвинул лампу к ране и натянул на нос голубую маску, изучая сквозь увеличительное стекло порез.
– Крестовой. Три шва. Прямо по рисунку.
– Оторвал многострадальной птице крылья…
Кажется, он снял перчатку – возле уха щелкнуло чем-то резиновым. От его пальцев пахнуло латексом, когда он прикоснулся пальцами к шее. Инстинктивно я схватила его за руку, решая, как менее травматично ее сломать.
– Прости, – тут же выпустила ладонь Камиля.
– Посттравматический синдром. И страх. Вот что теперь будет, если кто-то встанет у тебя за спиной. Готова? Я прикоснусь еще раз. Сделаю три нажатия, и твоя рука онемеет.
– Только рука? Надолго? А ноги? Это не опасно?
– Могу надавить на другие точки, и отнимется еще и язык.
– Очень смешно!
Пальцы Камиля снова вернулись на мою шею. Нащупав артерию, он за секунду считал пульс.
– Сто девяносто. Успокойся, его здесь нет.
– А их? Их тоже нет?
– Кого?
– Стива…
– Ты про Стива или про Макса?
– Камиль, я вижу сестер… Миру с Ирой. У меня дома они вышли из зеркала, они стояли рядом с ним. Это они приказали Максу сделать так! Они хотят забрать меня к себе. Три сестры… три близнеца… мы должны быть вместе.
Пока я лепетала, Камиль очень-очень быстро, почти одновременно надавил за ухом, над губой и возле затылка. Ничего особенного не произошло. Никаких необычных ощущений. Он (как все мужчины) преувеличил свои великие возможности.
Я лежала с закрытыми глазами, слыша свой голос, пока пересказывала случившееся. Что-то брякнуло о миску. Свет лампы жег глаза, открывать их совсем не хотелось.
– Три шва, как сказал. Когда заживет, останутся тонкие белые полоски в форме зигзага. Твоя птица будет в порядке.
Он положил мне руку на лоб.
– Расслабь мышцы. Я сниму онемение предплечья.
– Подожди! Не болит же! Оставь!
– Нельзя отключать функции надолго. Есть риск, что процесс будет необратим.
– Необратим? Тогда скорее верни как было!
Пальцы Камиля надавили в обратном порядке: в точку на затылке, над губой и за ухом.
– Ай… – заскулила я, когда пульсирующая боль в только что проткнутой иглами коже вернулась усиленной втрое.
– Завтра поговорим. Сейчас просто спи.
– Не собираюсь я спать! Максим меня убить пытался! Вместе с сестрами! Мне нужно написать заявление… пусть зафиксируют полученные мной ранения. Отвезешь меня в бюро?
– Утром, – выключил он яркий прожектор, – мы поедем в бюро утром.
Последнее, что я видела, – его взволнованное лицо. Никогда раньше он не смотрел на меня так, как в тот момент.
Он словно бы… боялся меня.
Потом я уснула.
Прямо там. На кушетке возле стены, окруженная библиотечными книгами, ароматом перекиси, с перевернутой «Любовью» под ногами – вытоптанной и стертой.
Такой же, как и моя, превратившейся за четыре взмаха ножа из Love в evoL.
Я проснулась с рассветом. Судя по солнцу, было около шести. Камиль лежал ко мне лицом на неразложенном диване. Как только я пошевелилась, сдвигая плед, он открыл глаза.
– Не вставай, – поднялся он с дивана и подошел. – Я сменю повязки на спине и на руке.
– Камиль… что вчера было? – схватилась я за голову. – Максим… господи, это все токсин? Он тоже где-то его подхватил? На балу половина гостей с яхт тусовалась. Это кто-то из них нас травит?
– Когда ты увидела их впервые? – спросил он.
– На яхте! Ты же знаешь!
– Не друзей Полины и Максима, а своих сестер. Вчера ты говорила, что они вышли из зеркала. И почему не рассказала сразу, что видишь их?
– Тогда бы меня выперли. Я бы не прошла комиссию!
– Когда ты увидела их? После катеров? После похищения на минивэне? Вчера?
– Раньше… Когда в Москву переехала. Алла знала, – уставилась я в потолок, – она знала, что не смогу смотреться в зеркала. Она так и сказала.
– А в Москве, – нависал надо мной Камиль, – где ты была, что делала, куда ходила? Опиши самый первый контакт с ними.
– Я не контачу. Я просто их вижу. Они смотрят на меня, улыбаются, потом отворачиваются и убегают. Зовут за собой. Я поселилась в квартиру, поехала в первый день в институт и в бюро.
– Что ты ела и пила в тот день?
– Издеваешься? Я что, блогер, который фоткает каждое блюдо? Не помню. В универе ела в кафе, обедала в Ведомстве в кантине.
– Ясно. Сегодня, – отвел он глаза, – я буду рядом. Ты должна быть готова.
– К чему?
– К адвокатам.
– Мне не нужны адвокаты.
– К адвокатам Воронцова.
– А вот ему они понадобятся, когда я на него заяву накатаю! Но знаешь, Камиль… на самом деле я не смогу, я не буду… подавать на него. Но и видеть его не могу.
– Его вряд ли, а вот адвокатов увидишь.
– Зачем они мне? Я не понимаю, дела ведь не будет.
– Они нужны ему, Кира. – Помолчав, он добавил: – Судя по ранам и по брызгам крови на твоей одежде, ты нанесла Максиму ряд ранений.
– Ну… я могла что-то там нанести ему, обороняясь… он же с ножом на меня кинулся!
– Я в этом не уверен.
– Да что происходит-то?! – подорвалась я с кушетки.