— Ну, это же просто куча старых загородок, только и всего. Их складывают здесь после очередной овечьей ярмарки, чтобы они не мешались. Вроде как местная вешка, ничего особенного.
— А, — сказал Ваймс, глядя на груду, готовую вот-вот рассыпаться. Ничего особенного, конечно, но все-таки она с чем-то ассоциировалась…
Он зашел в трактир вслед за Джимини.
— Сколько у тебя тут бренди?
— Не так уж много, но найдется пять-шесть бутылок, да еще небольшой бочонок, — Джимини пристально уставился на Ваймса. Тот давно раскусил трактирщика и прекрасно знал, что Джимини достаточно умен, чтобы встать на сторону победителя.
Он вновь пыхнул сигарой.
— Отложи для меня две штуки, ладно? И лучше удостоверься, что у тебя хватит хорошего пива, потому что скоро тут будет битком набито.
Ваймс оставил трактирщика, а сам вновь вышел на улицу и вновь принялся разглядывать сложенные изгороди. Его мысли блуждали далеко-далеко. «Разумеется, это сработает, — сказал он себе. — У них у всех есть часы, и я уверен, что они их синхронизировали, пускай не каждый твердо знает, как пишется это слово. Это сродни крику, и я обучил большинство из них, и они в курсе, что если кто-нибудь им скажет: „Да вы знаете, кто я такой?“, следует ответить: „Да, знаю, и ты арестован“». Ваймс улыбнулся в душе, когда подумал, что среди стражников, прибывших сюда из города, есть два тролля, два вампира, вервольф и гном. «Вот что, наверное, называют символичным», — подумал он и вновь вытащил часы — как раз когда начали подтягиваться первые любители вечерней пинты.
Пора начинать…
Кареты стояли вплотную вокруг Оперы, когда различные особы, высокие и низкие, покидали свои экипажи и спешили к дверям, пробиваясь через толпу жаждущих войти. Хорошо было тому, кто прихватил с собой отряд троллей или гномов.
Анк-Морпорк любил сюрпризы, если, разумеется, они не затрагивали доходов. Занавес должен был подняться только через час, но никого это не смущало, потому что главным было находиться здесь, а еще важнее — чтоб тебя видели другие, особенно те, кому ты
Предстоял исторический вечер, даже если таинственному представлению было суждено забыться. Очень богатые люди часто устраивают такие штуки из тщеславия, но сегодняшнее мероприятие интриговало особенно, а в случае провала сулило хотя бы здоровый смех.
День переходил в ночь. Паб наполнялся, клиенты тоже — Джимини сообщил им, что они опять пьют за счет командора Ваймса. Трактирщик внимательно наблюдал за ним с порога. Тени удлинялись, а Ваймс неподвижно стоял, время от времени поглядывая на часы.
Наконец появился парнишка, всем известный как юный Фини, по-прежнему с рукой на перевязи, но, тем не менее, по мнению стариков, он выглядел гораздо взрослее, чем до сих пор. С ним пришел кузнец Джефферсон, который даже в лучшие времена считался пороховой бочкой с зажженным фитилем, и у него, как и у Фини, был значок. Публика хлынула из паба, когда эти двое подошли к Ваймсу и начался тихий разговор. Люди гадали, для чего у кузнеца с собой рупор; наконец они увидели, как Джетро передал его Ваймсу. Фини и кузнец зашагали к пабу, и зеваки расступились, словно море, пропуская их внутрь.
Ваймс вновь посмотрел на часы. На лужайку сходилось все больше народу. Те, кто обладал чутьем на драматические события, сбегали домой и сообщили, что затевается какое-то дело, «пойдемьте, глянем». Деревенским жителям, точь-в-точь как городским, нравятся интересные зрелища, даже если это чья-то смерть. Они тоже любят говорить: «Я там был и все видел», даже если приходится добавлять «бр-р-р».
Ваймс в последний раз убрал часы в карман и поднес рупор к губам.
— ДАМЫ И ГОСПОДА! — Кузнец смастерил неплохой громкоговоритель, и голос Ваймса разлетелся по всей лужайке. — Я слышал поговорку, дамы и господа, что в конце концов все грехи прощаются.
Краем губ, чтобы только Фини и кузнец слышали, Ваймс добавил:
— Посмотрим.
И продолжил:
— Здесь совершались дурные поступки. Здесь отдавали дурные приказы. Здесь выполняли дурные приказы. Но так больше никогда не будет… правда, дамы и господа? Потому что существует закон. Но прежде чем он появляется, должно случиться преступление.
Во мраке царила абсолютная тишина, когда Ваймс зашагал через лужайку к груде изгородей. Он разбил о них две бутылки бренди, отступил на шаг и бросил в груду горящий окурок.