Дело «Тенкилл»

Лена нажимает зеленую кнопку, и деревянная лестница с тихим гулом наклоняется вниз, секция за секцией, а одеяло отодвигается в сторону. Протиснувшись между ним и лестницей, мы поднимаемся наверх.

Кто может позволить себе нанять компанию для проектирования тайного хода в юридической фирме, на мраморной лестнице, за сказочным одеялом? Только очень богатые люди. И всё же, зачем им это надо?

— Дамы, быстро внутрь. И помогите старику подняться по ступеням, будьте так добры. Поскорее.

Виктория помогает подняться Лене, а я — Морису. Оказавшись в тайной комнате, Лена тут же направляется к ящику в дальнем конце комнаты, как будто это гигантский магнит, сделанный из металла. Миг — и вот она уже расхаживает взад-вперёд, снова и снова повторяя:

— Поверить не могу. Просто не могу поверить. Караваджо. Кара-мать-его-ваджо. Господи, я всё это время была права. Частные заказы. Господи, господи, срань господня.

Морис нажимает кнопку на стене. Лестница так же легко возвращается в исходное состояние. Он быстро закрывает дверь. На мониторе над кнопкой, нажатой Морисом, мы видим, что одеяло падает прямо, но чуть подрагивает, и Мориса это, похоже, нервирует, потому что он бормочет себе под нос: давай, давай, прямее, ровнее. Тихо, дамы, дамы, тихо.

На мой взгляд, он зря так уж беспокоится, потому что эта комната должна быть звукоизолирована. И действительно, по мере того, как все улаживается, Морис говорит увереннее и громче.

— Отлично. — Он вздыхает с облегчением.

В центре комнаты, между Леной и нами, стоит стол для совещаний на восемь персон, на котором лежит чёрный рюкзак, кажется, набитый прямоугольными предметами, судя по выпирающим острым углам. Рядом с ящиком, из-за которого у Лены едва не случился нервный срыв, находится ещё одна коричневая дверь с золотой ручкой, на этот раз посередине — как у обычной, мать её, двери. Не знаю, куда она ведёт, но исходя из того, что я знаю о Вентфортхолле, он должен вести в комнату, которую я понимаю как серверную, где занимаются аудио- и видеооборудованием конференц-зала на пятидесятом этаже. Морис поворачивается к нам и говорит тихим голосом:

— Дамы, нам нужно торопиться и нельзя шуметь. Никогда не доверял звукоизоляции. Боюсь, Тим может вернуться с ужина, и … будут неприятности. Садитесь, пожалуйста, и я вам всё объясню.

Мы с Викторией подходим к столу, но остаёмся стоять. Морис занимает стул возле сказочного одеяла. Лена не отходит от ящика. Потом поворачивается, смотрит на Мориса огромными блестящими голубыми глазами. Я подхожу ближе, чтобы увидеть, что ее так взволновало.

— Это действительно Караваджо? — спрашивает она. Сейчас для неё ничего — ни наша ситуация, ни Брэд, ни я, ни Виктория, ни сломанная рука — не имеет значения.

— Да, конечно. Его стиль легко узнаваем. Зная, что вы реставратор картин в стиле барокко, из наших источников и из новостей, я так и подумал, что вы сразу всё поймёте. И как видите, они подписаны в том же игривом стиле, что и «Обезглавливание Иоанна Крестителя» — f. Michelang. o [16].

— Это единственная работа с его подписью.

— Как видите, нет, моя дорогая. Присмотритесь к красному цвету плитки на каждой панели. Видите, они совершенно одинаковые? Они предназначались для коллекционера, который заказал их как комплект. Посмотрите на подпись, спрятанную в канавках и известковом растворе.

— Частная коллекция?

— Естественно.

Лена наклоняется так близко к стеклу, что я боюсь, как бы она не разбила его лицом. Не отрываясь от него, спрашивает:

— Кто? Кто был коллекционером? Как вы получили эти картины? У вас есть документы об их происхождении? Кто тот коллекционер, который заказал их у Караваджо? Когда?

Я заглядываю внутрь футляра и вижу на красной бархатной подложке восемь картин маслом размером десять на десять дюймов, изображающих одну и ту же женщину. На первой, если смотреть слева направо, она просто стоит обнаженной. На следующей сидит голая в кресле, широко расставив ноги и сунув палец в рот. На третьей стоит на четвереньках. Мини-сериал заканчивается тем, что её трахает на кафельном полу священник в задранной кверху рясе, и она, судя по выражению её лица, очень довольна.

Это искусные картины маслом в стиле барокко, с его насыщенными красками и поразительным реализмом, но это чистое порно, а не религиозные сцены, которых можно было бы ожидать от Караваджо.

— Итак, Лена — можно называть вас Леной? — спрашивает Морис, не отвечая на её сбивчивые вопросы, — надеюсь, у вас всё в порядке. Я должен попросить у вас прощения. Мне очень жаль, что я не смог остановить Тима и он распространил о вас эту ужасную ложь. Как грубо, как низко, как гнусно с его стороны. И, конечно же, мне очень жаль, что я не смог его остановить, и вам сломала руку его чёртова служба безопасности.