Дело «Трудовой Крестьянской партии»

Макаров обращался с просьбой помочь ему «вернуться к активной и напряженной работе по укреплению и развитию социалистического животноводства. Оторванность свыше 3 ½ от практической жизни и необходимость соответствующей переквалификации могут быть выполнены мною в самом процессе работы. Мои силы, опыт и знания могут быть полезны в организационно-хозяйственной работе, в подготовке кадров, в научно-исследовательской и организационно-плановой (особенно горских республик). Всюду, где я буду поставлен на работу, я отдам все свои силы работе и сделаю все, что только вынесут мои силы»[431].

Сталин обратился за советом к Молотову. «Как быть с Макаровым?» Тот ответил: «Нельзя ему верить. Жулик он большой. Пока пусть посидит». Сталин согласился. Макаров не был освобожден[432].

6 мая 1934 г. А.Ю. Макарова с просьбой об освобождении мужа обращается к А.С. Енукидзе. Стандартно описывает его научные достижения. Сообщает, что пропала одна из наиболее ценных и крупных его работ по вопросам экономики и организации социалистического хозяйства крупного рогатого скота, которая два года тому назад была направлена из Ярославского изолятора на ее имя, в которую он вложил 1 ½ года ежедневной интенсивнейшей работы. Также она не получила направленную ей больше месяца тому назад записку: «Основные мероприятия по животноводству в связи с 17-м съездом», которую муж просил ее передать срочно в НКЗ, в Комиссию советского контроля и в сельскохозяйственное ЦК.

Спрашивает: «Почему его просьбы остаются без ответа. Почему его порывы быть полезным общему делу строительства нашей страны остаются никем незамеченными? Почему на его долю выпали танталовы муки – работать с напряжением всех своих сил, работать интенсивнейшим образом с искренним желанием быть полезным и знать, что все, что ты не делаешь напрасно – работа не замечена или затеряна, или же никому не нужна – как же жить дальше? Как находить в себе силы работать? А если не работать значит погибнуть. Ведь за труды участников в строительстве Беломорского канала было отпущено должное. Почему же крупный ученый (какую бы вину ему ни приписывали), написавший в заключении ряд капитальных и ценнейших работ в искреннем желании быть полезным, должен растрачивать остаток своих сил в тюрьме и медленно там погибать, тогда как он нужен стране, а он сам так страстно рвется в живое дело нашего строительства. Простите за этот вырвавшийся стон и помогите если сможете»[433].

Енукидзе на документе написал: «На комиссию. Нужно досрочно освободить». Однако предыдущее решение Сталина и Молотова, по-видимому, не позволило разрешить это дело положительным образом.

23 сентября 1934 г. А.Ю. Макарова вновь обращается к А.С. Енукидзе, пишет о том, как два года добивается освобождения мужа. В письме сообщает и о себе: «Что же касается меня, то за 4 года такой одинокой борьбы за существование семьи я окончательно выбилась из сил и с ужасом жду приближающейся зимы, когда эта борьба становится во много раз труднее. Достаточно указать, что за 11 м-цев 1933/34 г. меня 4 раза выбрасывали с работы как жену Н.П. Макарова, несмотря на то что я квалифицированный работник, имею диплом I степени Ленинградского Университета и степень магистра Колумбийского Университета в Нью-Йорке (это же обстоятельство послужило для меня препятствием войти в члены секции научн. работников и заняться научной работой, а я вынуждена служить, чтобы иметь продовольственную карточку). В периоды сокращений мы с детьми, оставаясь без продовольственных карточек, буквально влачили голодное существование. В период паспортизации мне было отказано в паспорте, и мы были под угрозой остаться без крова, т. к. ехать нам было не к кому. В течение первых двух лет я выдерживала систематические атаки на нашу жилплощадь. И несмотря на это тяжелое существование с детьми, перебиваясь через силу на сдельной случайной работе, я не переставала оказывать материальную поддержку мужу деньгами, посылками для усиления его питания и материалами для его научной работы, как-то книги, журналы, бумага и т. д. В результате этой непосильной борьбы, в которой я не была раздавлена только благодаря чуткости советских контролирующих органов, к которым я обращалась за справедливостью в катастрофические минуты, я совершенно подорвала здоровье и по признанию врачей ин-та профилактики нервных и душевных заболеваний у меня обнаружено полное истощение нервной системы, и я стою на грани потери трудоспособности, что неизбежно повлечет за собой гибель всей нашей семьи.

Все это вынуждает меня еще раз обратиться с ходатайством о досрочном освобождении моего мужа, которое я прошу не оставить без внимания»[434].

Вновь Енукидзе на документе ставится резолюция: «Поставить вопрос о досрочном освобождении на ближайшей Комиссии». И вновь этот вопрос не решается.