Дело всей России

— Прискорбно мне слышать такое, господин посол. Еще раз заверьте вашего государя и моего друга в самых лучших моих чувствах. Я знаю, есть такие болтуны... Я вам не раз говорил и могу это повторить: русские свиньи в армейских мундирах ничем не лучше немундирных свиней. Мне много раз приходилось краснеть за них перед просвещенными европейцами... — Он сглуха говорил так громко, что его слова слушал чуть ли не весь вал. — Свинство в крови у русского, — продолжал он. — Дворянское происхождение, просвещение русской свинье не в пользу и не впрок. Вот и мой друг детства граф Ожаровский подтвердит справедливость моих слов.

Он обратил взгляд на графа Ожаровского. Тот пришел в крайнее замешательство. В лице, в глазах императора он заметил нечто неискреннее, наигранной была и улыбка.

— Так что же, правду я сказал, граф? — уже не искал поддержки, а понуждал царь.

Ожаровский будто одеревенел. Он понимал, каких слов ждет от него царь, но понимал и другое — слов этих не мог сказать он даже под угрозой плахи.

Будто кровь вдруг остановилась в сердце Аннет — царь поставил ее мужа в безвыходное положение.

— Государь, я никогда так плохо не думал о русских и потому не могу подтвердить ваших слов, — сказал Ожаровский, чувствуя, как взмокли его лицо и спина. — Но вам, ваше величество, виднее, нежели мне, и потому я не могу быть призван в свидетели справедливости всего только что сказанного вами.

Аннет с гордостью смотрела на мужа, не унизившего себя и супругу раболепием.

Александр, должно быть, никак не ожидавший такого ответа от графа Ожаровского, которого он считал не только своим другом, но и единомышленником, был обескуражен и даже почувствовал себя оскорбленным перед дипломатами и подданными. Он никогда не испытывал затруднений в спорах с любыми златоустами, но на этот раз у него получилась заминка. Ее он преодолел не сразу. Коновницын и князь Петр Волконский не рады были тому, что попали в свидетели такого неприятного для царя разговора. Оба боялись: не обратился бы царь с тем же вопросом и к ним. Их мнение о русских не расходилось с мнением Ожаровского, но хватит ли у каждого из них человеческого достоинства и благородства, чтобы ответить царю так же, как ответил Ожаровский? Царь оказался достаточно мудр, чтобы сразу оценить всю опрометчивость своего поступка. Он не захотел подвергать свой престиж еще большему риску и свел все к шутке:

— Я не удивлен ответом графа Адама Ожаровского — ведь он зять Муравьевых-Апостолов. Кто в семействе Муравьевых-Апостолов хоть один раз побывал, из того долго не выветрится дух муравьевского противоречия. Упрямству и несговорчивости Муравьевых позавидовал бы сам князь Андрей Курбский. Муравьевы, особенно Муравьевы-Апостолы, кого хочешь обратят в свою веру.

Сказав эти слова с улыбкой, впрочем, довольно натянутой, царь хотел покинуть зал, но Аннет заговорила с ним по-французски:

— Ваше величество, ваше великодушие и умение ласково выслушать каждого своего подданного подвигнуло меня сказать вам несколько слов в вашу честь и в честь моего старинного дворянского рода Муравьевых-Апостолов, поскольку я родилась и выросла в семье Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола... Государь, как я знаю из семейных преданий, из опыта моего отца и моих братьев, для Муравьевых-Апостолов самое высшее счастье — бескорыстная служба своему возлюбленному отечеству и государю. И никто, государь, не посмеет упрекнуть Муравьевых-Апостолов в том, что они нарушили свой семисотлетней давности патриотический завет. Простите, государь... И, очевидно, вы правы: и на самом деле Муравьевский дух противоречий заговорил во мне... Но это не умышленно, государь... Поверьте, ваше величество...

Александр повеселевшими глазами окинул окружающих:

— Ну, по совести — не прав ли я, господа? — Он благоволительно коснулся рукой плеча Аннет: — Вы, Анна Ивановна, лишний раз подтвердили только что сказанное мною. Благодарю вас за солидарность. И не советую вам менять духа и характера Муравьевых-Апостолов на какой-нибудь другой.

Сказав это, Александр поклонился сразу всем и ушел в свой кабинет, который находился в бельэтаже Зимнего дворца.

Через несколько минут покинула дворец и чета Ожаровских.

5

В Семеновском полку офицеры образовали свою маленькую артель, чтобы каждый день обедать вместе. Это были веселые обеды, проникнутые духом молодого вольнодумства. Вскоре об артельных обедах в семеновских офицерских казармах разнеслась молва по всем гвардейским полкам, по всей столице.

Каждый день к артельному обеду сходилось и съезжалось человек двадцать, а то и больше. Приглашались не только те, кто участвовал в артельной складчине. Здесь был желанным гостем всякий, кто ненавидел бессмысленную муштру, шагистику, кто видел в солдате прежде всего равного себе человека, считал унизительным для чести офицера все свободное от службы время бессмысленно убивать за игрой в карты, в кутежах и нечистоплотном волокитстве.