Дело всей смерти

– Я засветил агента, местную макаку, в Мактунге, и другие тамошние макаки его возьми да и прикончи. Я говорил своим шефам, что ни при чем, что это стечение обстоятельств, что я не пил в тот день. Но они захотели судить меня. Меня, который отпахал на Дядю Сэма четыре года в Азии, среди сколопендр, москитов и столбняка!

В общем, меня отстранили от работы и потянули в суд. Но я решил, что не доставлю им такой радости. Чтобы на мою Джейн и ребятишек в Мидиленде все указывали пальцем? Нет уж! Я застраховал жизнь на два миллиона и только раздумывал, как бы мне так сыграть в ящик, чтобы комар носа не подточил, и мои сиротки получили бы все сполна и им было чем попки согреть. Но наши волки все разнюхали. Сказали, что знают про мой финт со страховкой и что поэтому, хоть я десять раз перекинусь, ничего моя семья не получит. Но есть у них предложение. Дескать, раз уж я задумал кувырок на тот свет, то пусть он будет с пользой для страны. И если я соглашусь на их вариант, то суда никакого не будет, и страховку получу, и еще втрое. То есть не я, конечно, а мои ребята и Джейн, потому что смерть они мне тоже обещали устроить. И устроили.

– И как ты умер? Ну, как они тебя убили? – не удержался от вопроса Зацепин. Он видел перед собой человека своей судьбы. Ведь его тоже убили, или довели до смерти, чтобы отправить на задание в Царство Небесное. Да, у американского и русского райских разведчиков общим был не только интерес к запертому компьютеру с книгой судеб.

– Приказали идти по обочине дороги, ну и догнал меня грузовик. Может, конечно, и не грузовик, но я так думаю, что грузовик, – удар в спину был что надо. Раз – и очухался я уже здесь, у ангелов.

Он показывал Зацепину цветную фотографию женщины с двумя мальчиками, – крохотную на его широкой ладони, как почтовая марка, – которую как-то протащил на небеса или воссоздал уже здесь своим воображением, ведь для спасенного в раю нет ничего невозможного. Его каменное лицо актера-силача смягчалось, глаза влажнели.

– Вот Джейн, это Френк, старший, а это Боб… На пороге дома в Мидиленде. Мы хотели взять дом попросторнее, уже присмотрели на соседней Винд-Роуз-стрит… Только мне не жить с ними в новом доме на улице с таким красивым названием – улице Розы Ветров… Я теперь вот в этом доме на колесах живу, с русским попом, ха-ха. – Он горько смеялся. – А у тебя, поп, семья, дети есть?

– Нет.

– А, тогда не понять тебе меня, русский. Не понять, как странно все это: вот они там, а я здесь. Мы же одно целое, понимаешь? А они там, а я здесь…

И он стонал, как от боли, скрипел зубами и смеялся.

– Ты бы, чем мучиться, заказал их копии. Были бы они тут, с тобой. Не настоящие, конечно, но все лучше, – советовал Зацепин, искренне сочувствуя семьянину.

Нил качал головой на крепкой и мощной, как колонна, шее.

– Нет. Не разрешают мои командиры. Сказали, пока дело не сделаю, чтоб никого близко не было. Узнают, что я ослушался, – и не видать моим крошкам денег. Да, они меня на крепком крючке держат. Так что, когда сюда заявляется курьер, ты тоже не светись. А то доложит по начальству, что я тут компании вожу!

Из этого логично вытекало, почему американец отрабатывает поручение на небе без рвения, как из-под палки, и строгие инструкции Центра выполняет только для проформы, чтобы не потерять право на вознаграждение. Он не говорил, с каким заданием прибыл в рай и как ему поручили распорядиться книгой судеб, а Зацепин не спрашивал, опасаясь вызвать в американце подозрения. Хоть Нил и был очень натурален в своей тоске по домочадцам и обиде на шантажистов из Лэнгли, Зацепин не исключал, что тот ведет с ним тонкую игру. Вдруг американец все же осведомлен, что в раю действуют другие разведки? Тогда обида на ЦРУ может быть всего лишь легендой, чтобы, подставляясь под вербовку, выманить на себя и раскрыть чужого агента.

Безутешный муж и отец, Нил не был склонен предаваться грусти двадцать четыре часа в сутки. Его бодряческая натура брала свое, и его дружба, которой Зацепин поначалу так добивался, становилась все навязчивей и утомительней. Американец постоянно требовал внимания. Иначе перед кем ему было без устали хвастать экстерьером мистера Олимпия[6], кому с раскатистым хохотом травить анекдоты о блондинках, невоздержанных в питие ирландцах, прижимистых поляках…

Нарулившись за день, вечером Нил загонял трейлер на площадку для отдыха и приглашал русского попутчика в салон. И здесь, у электрического камина рядом с огромным баром, набитом бутылками, разведчики горланили хором песни, обсуждали житье в раю, пили на брудершафт водку – поллитровки с русской сорокаградусной и закуску Нил в неограниченных количествах производил силой своего праведного желания.