Дело всей жизни. Книга вторая

В ящике стола лежала толстая книга в тёмно-синем кожаном переплёте. На нём ничего не было написано, но сердце дрогнуло, будто я нашла клад. Расстегнула нехитрый замочек-флешку дрожащими пальцами и увидела на титульной странице написанное от руки:

«Несси, здесь собраны все исследования моего научного центра по ароматам. Буду рад, если тебе пригодятся».

— Я же говорил, — прочитал через плечо Теренс. — У тебя в руках коммерческая тайна его компании, за которую конкуренты отвалят половину Солнечной системы с Юпитером, Сатурном, Ураном и Нептуном. Ты в курсе, что там идут алмазные дожди? — улыбнулся… — Ник вручил тебе дело всей своей жизни. Впрочем, кому, если не тебе?

***

Россия, Москва

Я свернул на дорогу, ведущую к особняку, где прошло моё детство. Столбы из серого гранита, кованый забор… Вспомнил, как заменяли пролёты с гербами СССР, когда купили этот дом. Шёл медленно, разглядывая ухоженный парк, уже поцелованный осенью, и лесной массив, забрызганный багряными и охровыми пятнами. Осень именно здесь смешивает первые краски до того, как разлить их в замкнутом пространстве окольцованного мегаполиса.

Вдруг вспомнилось когда-то услышанное — а есть ли жизнь за МКАДом? Усмехнулся. Удивительно, но именно там она и есть жизнь. Теперь я это чувствовал остро. Невыносимо захотелось поноситься, как в детстве, по огромной территории, полазить на деревьях, наверняка ещё помнивших шального мальчишку, каким я был. Где-то в глубине дед Роман построил домик на двух стоящих рядом деревьях, с веревочной лестницей и мостком между самим домиком и открытой площадкой, на которой я любил сидеть, как на краю утёса в сибирской тайге. В общем-то, он и построил его, потому что я тосковал по тому ощущению сказки и самости, которое обретал только вдали от Москвы. Лишь вне концентрата рекламы, забот, обязанностей я становился спокойнее, умиротворённее…

…я так чувствовал себя с Алёной. Вот что это за ощущение трепетно пробивалось откуда-то из глубины меня самого!

Чёрт возьми… Задохнулся от того, как ярко нахлынули и другие моменты…

— …я очень хочу, чтобы со мной ты чувствовал себя спокойно…

— Что ты знаешь о спокойствии, Несси? Я буду тебя ебать в хвост и гриву. И только тогда буду спокоен…

Как же я ошибался… И моя девочка не оставила попыток. Она напоила меня…

…кедровым молоком с мёдом и орешками. Я пил его, зажмурившись и чувствуя, как грудь распирает то ощущение чистоты и тихого счастья, спокойствия и умиротворённости, как тогда, когда сидел один почти на краю обрыва. Сердце волновалось, перед глазами всё ещё стояли стволы красавцев кедров с каплями застывшей смолы, а под рукой я чувствовал не гладкость каменной столешницы, а неровную тёплую кору. Мне вдруг стало так хорошо и спокойно, и воздух словно стал чище и свежее, а краски ярче. Почему-то хотелось молчать, боялся спугнуть нечто, чего тогда не осознал.

Несси смотрела на меня широко распахнутыми глазами пытливо и чуть встревоженно, а Экен каждой морщинкой улыбался. И даже вошедший Маури споткнулся о тишину, потому что она была другая — наполненная не моей вечной болью, а тихим счастьем.

— Я хотела что-нибудь изменить в твоей жизни… — призналась мне тогда Несси.

Она хотела, чтобы я перестал каждое утро напоминать себе манной кашей, что болен, что урод, что никому не нужен. Я упирался, а она рушила мои крепости. А я за них цеплялся…

— Сэр Никита подарил бы мисс и Марс с разбитыми садами…

— Но мисс не желает ни сады, ни Марс, — закончил за меня старик. — Мисс желает ваше сердце, сэр Никита.

— Я — узник, Экен.

— У вас, сэр, есть паруса, но вы вцепились в якорь…

В горле встал ком, воспоминания сыпались и сыпались, теперь уничтожая словами Рассела: