Ревность накрутила кишки на кулак, я вскочил с земли, но все же взял себя в руки — хватит ослепляющих эмоций, мне нужны ответы.
И я нашёл их. На заднем плане я узнал Келли — девушку, которую хотел сделать администратором кафе Наоми. Открыл список исходящих звонков и выбрал нужный.
— Пап, Наоми продала кафе Несси? — меня била нетерпеливая дрожь.
— Отдала.
— Ты мог бы выяснить, всё ли у неё в порядке? Ты же знаешь, как давят молодых в бизнесе.
— Она прекрасно справляется, сынок.
— И всё-таки…
— Ты должен доверять ей.
— Она знает, что я не погиб?
Это был контрольный гвоздь в собственную голову. Несси не давала интервью, и мне ещё предстояло выяснить, кто это сделал. А ответ на этот вопрос окончательно убедил в том, что я прав:
— Ей пришлось сказать.
— Пришлось?!. Что это значит? — сердце захлебнулось кровью от недоброго предчувствия.
— Когда взорвался «Голубь», она… не захотела жить.
Меня будто раздавило между стен с шипами, а внутренности мгновенно замерзли и рассыпались ледяным крошевом.
— Что она… — сглотнул ужас, вставший камнем в глотке, едва смог договорить: — …сделала?!
Повесилась? Пыталась утопиться? Резала вены? За мгновения до ответа отца я потерял её сто тысяч раз разными способами. Мне ли не знать, как можно себя убить!
— Ушла от реальности. Её вытащил Джейкоб.
Выдохнуть я всё равно не смог.
«You just dialed the number, which is not in use. Please check your directory or dial 0 for assistance».
Я в чёрном списке. Или она сменила сим-карту. Но почему?
Уже не первый раз порывался лететь к ней немедленно, хоть на межконтинентальной ракете верхом, но понимал, что мне нужно немного времени, чтобы убедиться в том, что прав, что всё, о чём думал сейчас — не игры мозга. Слишком всё невероятно и неожиданно. Слишком близко нашлись все ответы. Я боялся ошибиться. Боялся, что ошиблись все, а не я.
Я так долго внушал себе, что неизлечимо болен, что теперь оказался не готов отпустить то, что и так не оправдывало моё скотское поведение, но давало иллюзию права на индульгенцию. Ведь получалось, что я насиловал Несси и Варю… сам.
Я не мог сейчас броситься спасать свою жизнь, пока не спас Варькину…
…Не заметил, как за разговорами и мыслями оказался напротив ворот с контрольно-пропускным пунктом. Охранник, экипированный по полной форме, вышел и серьёзно, очень внимательно всматривался в меня, держа в руках рацию.
— В доме живут? — спросил я.
— Можно посмотреть ваши документы? — он шагнул к кованым воротам ближе, всё так же странно смотря мне в глаза.
Я протянул загранпаспорт. Парень пролистал его, сверил моё лицо со снимком, вернул документ и открыл дверь:
— Добро пожаловать домой, Никита Германович. — Даже удивиться не осталось сил. Я просто вошёл и задал пару вопросов, но всё, что услышал: — Моя группа здесь несколько дней работает. Знаю только, что право пользоваться усадьбой было у Властелины Романовны, но сейчас она внесена в список лиц, кому доступ на территорию запрещен. Больше мне ничего не известно, — рассказывал начальник охраны, провожая меня к дому. — У меня приказ держать связь с вашим отцом или с вами — если будет от вас такое указание.
Я снова кивнул и пошёл по подъездной дороге к особняку. Держал в руке полученную связку ключей и испытывал какое-то странное чувство, ничего общего с ностальгией больше не имевшее. Огромный дом, но ощущение, что он мне жмёт, не покидало. Деревья стали больше, заматерели. Там, где было дикое разнотравье, ещё зеленел газон. Яблони исчезли, фонтан с ягуаром на ветке, построенный по наброску деда, теперь засыпан и стоял просто скульптурой, затянутой хмелем. Сам дом, запомнившийся мне выбеленным в цвет варёной сгущенки, стал кремово-розовым.
Смотрел и понимал, что за много лет внутри него не осталось ничего, что я помнил. И входить в особняк совсем не хотелось. Развернулся и пошёл вглубь территории, присматриваясь, не мелькнёт ли где коричневый хвост — когда-то мы с отцом выпустили здесь семейку хорьков. Но, конечно, никого я не увидел, даже белок, которых здесь всегда было много.
И домик на деревьях тоже пропал. Два дуба раскинули мощные ветви, словно развели руки, мол, прости, друг, не уберегли. И тихий вздох ветра смешался с моим.
Мне нечего здесь делать.
Последний день в этой стране подходил к концу. Я хотел успеть сделать подарок для Несси.
Пока возвращался к охране, вызвал такси и загуглил адрес мастера тату.
Через сорок минут он уже обрабатывал участок кожи на моей левой грудной мышце.
— Что рисуем?
— Пишем:
Глава 15. Сэр балбес
Долг платежом красен…
Никита был прав, когда говорил, что ни одно появление модного стилиста Нью-Йоркской тусовки не обходится без спонтанного пати. Мне пришлось извиниться перед Коннором, потому что Теренс — это настоящий форс-мажор! Цунами юмора, ураган эмоций, вагон идей и хранилище историй, которому позавидовала бы Библиотека конгресса США[26]
.