Рейчел неожиданно развеселилась. Она тоже протянула руку и дотронулась до дубовой веточки с жемчужными желудями.
– Мне нравится эта брошь. Я сразу ее полюбила. Хотя вряд ли мистер Эндерби захочет с ней расстаться. Она ему тоже дорога.
– И я выбрал ее, – кивнул Гейл Брэндон. – Итак, все три мнения совпали. Ну, мистер Эндерби, что скажете? Вы позволите мне купить эту брошь – для прекраснейшей и милейшей дамы на свете?
– Кому попало я бы ее не продал, – ответил Томас Эндерби.
Глава 13
Вернувшись домой, Рейчел обнаружила, что весьма удачно разминулась с миссис Барбер. Элла встретила ее в холле и принялась сокрушаться:
– Вчера тебя не было, сегодня ты опять уехала! Надеюсь, Рейчел, она не подумает, что ты нарочно ее избегаешь. Конечно, это полная чушь, ведь она такой интересный и обаятельный человек. Насколько я знаю, она хотела поговорить с тобой о расчистке трущоб.
Из кабинета вышел Космо Фрит.
– Есть же странные люди, которые полагают, будто трущобы – интересная тема для разговора, – заявил он и, взяв Рейчел под ручку, чмокнул ее в щеку. – Привет, дорогая. Как дела – не спрашиваю, вижу сам; выглядишь прекрасно. Кто был твоим кавалером? Почему ты не пригласила его на ленч? Он уезжал с весьма довольным видом.
Рейчел засмеялась. Щеки ее разрумянились.
– Я его приглашала, но он торопился домой. Это мистер Брэндон, американец, который снял на зиму дом Холкеттса. Разве ты с ним не знаком?
– Нет. Самовлюбленный парень, верно?
Рейчел опять засмеялась.
– По-моему, он любит все и всех, в том числе и себя самого. Я еще никогда не встречала такого жизнерадостного человека. Мы с ним ездили покупать рождественские подарки.
Космо надулся, как ребенок, который услышал, как хвалят другого ребенка. Это был симпатичный сорокапятилетний мужчина. Седые волосы выгодно оттеняли свежий цвет его лица с красивыми карими глазами и четкой линией бровей. За последние год-два Космо расплылся в талии и временами опасался, как бы у него не вырос второй подбородок. Он отпустил руку Рейчел и удивленно спросил:
– Рождественские подарки в ноябре? Что за гадкая идея!
– Почему же гадкая? – вмешалась Элла Компертон. – По-моему, новая мода с иронией относится к Рождеству – ужасный признак нашего времени. Моя дорогая мамочка всегда говорила: «Главное не подарок, а та любовь, с которой его готовят». Мы начинали готовить рождественские подарки, как только заканчивались летние каникулы.
– Кошмар! – припечатал Космо. – Хотя, наверное, в то время еще не придумали Общество защиты детей от жестокого обращения. – Он обернулся к Рейчел: – И что же вы с мистером Брэндоном любовно приготовили?
– Шоколадки, игрушки, перчатки, сумочки и чулки для целой кучи детей и молодежи. Вообще-то моя помощь ему не требовалась: он и сам отлично знал, чего хочет.
Они пошли на ленч. Космо, как обычно, болтал без умолку, не давая никому даже слова вставить. Это сильно огорчало чету Уодлоу и мисс Компертон: Морис и Черри уехали, и их родители хотели о них поговорить, а Элла, заразившаяся от миссис Барбер духом благотворительности, жаждала обсудить проблему трущоб. Однако за столом верховодил Космо. Он травил анекдоты и сам от души хохотал над ними раскатистым басом; пересказывал новости, которые все уже читали в утренних газетах; изложил подноготную развода Гаффингтона; объяснил, почему крайне привередливая леди Уолбрук согласилась на свадьбу дочери с очень скандальным джентльменом, мистером Демостенесом Райлендом; в подробностях расписал обстоятельства, заставившие восходящую кинозвезду Серафин разорвать контракт с Голливудом. При этом он вовсе не пренебрегал вкусными блюдами, которые ему подавали, умудряясь есть и говорить одновременно.
Рейчел слушала с удовольствием. Она хоть и посмеивалась над Космо, но очень его любила. К тому же его байки были гораздо приятней жалоб супругов Уодлоу и душеспасительных речей Эллы о трущобах.
Однако это оказалось всего лишь временной передышкой. Как только ленч закончился, Мейбел потребовала, чтобы Рейчел ее выслушала, и разразилась долгой слезливой тирадой на темы «материнской любви», «материнской тревоги», «сердца сестры» и, что подразумевалось, «кошелька сестры».
Рейчел старательно вытерпела «материнскую любовь», успокоила «материнские тревоги» и продемонстрировала «сердце сестры», при этом крепко держась за «кошелек сестры». Все это было очень тяжело и крайне утомительно.
Когда она наконец уговорила Мейбел лечь, возник Эрнест с «отцовскими тревогами» и «отцовскими обязанностями».
После этой беседы Рейчел отправилась к себе в комнату, но туда ворвалась ее кузина Элла – высокая, тощая и решительная, с маленьким чемоданчиком, набитым брошюрами и фотографиями.
– Как жаль, что ты не застала мисс Барбер! – с чувством воскликнула она. – Конечно, у меня нет такого дара убеждения, как у нее, но я обещала ей очень постараться тебя заинтересовать.
Она все еще сидела в спальне, когда вошла Луиза Барнет, чтобы задернуть шторы. Элла с сожалением встала и принялась укладывать свой чемоданчик.