– Он встал ночью и, как был босиком и в пижаме, отправился в гардеробную вашего папы. Там я его и застала. Он стоял на цыпочках и тянул за верхний выдвижной ящик, пытаясь его открыть. Было два часа ночи, и меня разбудил грохот ящика. «Мастер Санни, – сказала я, – объясните мне, ради бога, что вы делаете?» А он мне заявляет, да так важно: «Мне нужен носовой платок». – «Но, мастер Санни, – говорю я, – у вас в ящике полно носовых платков, а один лежит у вас под подушкой, я сама его туда положила». Как вы думаете, что он на это ответил? Не моргнув глазом, глядя мне прямо в глаза? «Это не мужские носовые платки. А я хочу высморкаться в настоящий мужской носовой платок. Пожалуйста, няня, откройте ящик, я не могу до него дотянуться».
– И что же вы сделали? – спросила Рейчел, которая уже много раз слышала эту историю.
Няня Каппер была очень полной старушкой в белой кашемировой шали поверх черного кашемирового платья, в больших бесформенных тапочках, отороченных мехом, на больших бесформенных ногах. Она вставала с кресла, только когда ложилась спать, но невероятно любила жизнь. Когда ей было с кем пообщаться, она говорила, а в отсутствие собеседника слушала радио. За ней ухаживала дородная племянница, а раз в неделю в гости заглядывала ее любимая мисс Рейчел. Этого ей вполне хватало для счастья. У нее было четыре подбородка, и все они дрожали, когда она смеялась – в точности как сейчас.
– Я дала ему носовой платок – выдвинула ящик и нашла там самый большой. Я знала, мистер Трехерн не будет возражать, ведь мастер Санни – его гость, к тому же сын мистера Брента, его делового партнера. Мистер Брент был такой милый джентльмен! Но вскоре после того случая они с вашим отцом из-за чего-то поссорились, и мастер Санни больше никогда к нам не приезжал. В тот раз он гостил у нас два месяца и жутко ругался с мисс Мейбел. Она все время ныла, а он не мог этого терпеть. А вам тогда было всего четыре месяца, и он вас просто обожал. Мне кажется, он впервые в жизни видел младенца, во всяком случае, так близко. Я часто вспоминаю этого мальчика. Интересно, где он теперь? По всему было видно, что он станет хорошим человеком. Но мужчины поссорились, и мистер Брент уехал, а потом ваш папа разбогател, и мы вернулись в Англию. Вы ничего не слышали о дальнейшей судьбе Брентов?
Рейчел покачала головой:
– Нет. Папа просил меня их найти. Я занимаюсь поисками до сих пор, но, похоже, все бесполезно.
– Ну что ж, мастер Санни мне всегда нравился, и если он когда-нибудь объявится, вы сразу его узнаете. Неподалеку от нас жил человек, который делал татуировки, и мистер Брент попросил его выколоть на руке у бедного малыша его имя – на левой руке, чуть повыше локтя. Форменное безобразие! Так я ему и сказала. Но он только посмеялся, а мастер Санни гордо вскинул голову и похвастался: «Я совсем-совсем не плакал!» Представляете, как ему было больно? А мистер Брент стоял рядом и смотрел, как издеваются над его сыном. Это просто уму непостижимо! А маленькая мисс Розмари Марш? Она часто гостила у мистера Фрита, когда я сидела с мастером Космо. Каждый раз, когда ей надо было идти к зубному врачу, мама давала ей полкроны. Миссис Фрит пришла в восторг от этой идеи, а я ей сказала: «Нет, мэм, пожалуйста, не делайте этого! Пусть мастер Космо с детства научится терпеть боль». А потом я переехала к вашей замечательной маме – у нее на руках была пятилетняя мисс Мейбел, и она вот-вот должна была родить вас. Я забрала вас, когда вам исполнился месяц. Но мистер Космо вырос хорошим человеком, и я рада, что нянчила его, пусть и недолго, всего шесть месяцев. Он всегда заглядывает ко мне в гости, когда проезжает мимо. И рассказывает какие-то невероятные истории. Где он их только берет? Пора бы ему остепениться, найти себе хорошую жену, ведь он уже не мальчик. Я так ему и сказала, когда он был у меня в прошлый раз. Годы-то идут, и все мы, увы, не молодеем. «Ох, няня, – ответил он, – что я могу поделать, если та, о ком я мечтаю, ко мне равнодушна?» И посмотрел на меня так жалобно, как будто я заперла в буфете сладкий пирог. «Не опускай руки, – подбодрила его я, – продолжай ее добиваться». Он стал вдруг очень серьезным и спросил: «А что я могу ей предложить, няня? Кучу долгов, болтливый язык – ты сама говоришь, что он у меня без костей, – комнату, заваленную никому не нужными картинами, и любовь, которая ей не нужна? Вот уже двадцать лет я напрасно жду от нее взаимности». Я похлопала его по плечу и велела быть посмелей. Робкий рыцарь никогда не завоюет прекрасную даму.