— Вотъ это мѣсто, если позволите, — началъ онъ, надѣвія pince-nez и вытягивая все лицо впередъ: — «Мнѣ, прощаясь съ жизнью, — пишетъ Александръ Дмитріевичъ, — необходимо знать, что она счастлива. Я горячо желаю слышать это отъ нея самой. Меня скоро не будетъ на свѣтѣ, и она можетъ сдѣлаться женой любимаго человѣка. Если я задержалъ этотъ бракъ, то не надолго. Мое больное тѣло постаралось сократить этотъ срокъ. Но, быть можетъ, она не упрекнетъ меня… Увлеченіе возможно. Я дѣйствовалъ, какъ мнѣ приказывали самыя дорогія мои убѣжденія. Намъ съ ней дѣлить больше нечего. Ея дружеское слово заставитъ забыть все; я не хочу умирать съ горечью на сердцѣ. Я жду этого слова отъ ея натуры, отъ ея великодушія и человѣчности. Скажите ей все это…»
Чтеніе оборвалось. Въ голосѣ читавшаго какъ-будто слышались слезы. Катерина Николаевна подавляла въ себѣ усиливавшееся волненіе, смѣшанное съ досадой на то, что Кучинъ разыгрывалъ передъ нею такую роль.
— Позвольте мнѣ письмо, — вдругъ сказала ова, протягивая къ нему руку.
Онъ подалъ, снялъ pince-nez и высморкался. Катерина Николаевна пробѣжала еще разъ прочитанное Кучинымъ мѣсто и тихо выговорила:
— Вы мнѣ оставите это письмо?
Кучинъ улыбнулся про себя и поспѣшилъ отвѣтить:
— Сдѣлайте милость. Признаюсь, я съ душевнымъ смущеніемъ пришелъ къ вамъ. Роль посредника очень стѣсняла меня. Вы могли подумать, что я вторгаюсь въ сокровеннѣйшіе тайники вашей интимной жизни. Это письмо покажетъ вамъ, что я играю страдательную роль; но нравственное положеніе Александра Дмитріевича глубоко трогаетъ меня. Вы не можете не откликнуться на этотъ предсмертный зовъ, въ которомъ есть полное забвеніе… Такая любовь священна!..
Кучинъ опять вынулъ платокъ, отвернулся и провелъ платкомъ по лицу. Катерину Николаевну начало душить. Ей противенъ былъ его слащавый тонъ. Она не могла помириться со всей этой сценой и въ то-же время волненіе все сильнѣе охватывало ее. Вмѣсто сухаго отвѣта, который она желала-бы дать Кучину, она вдругъ расплакалась, сначала тихо, а потомъ и громко.
Припадокъ слезъ прошелъ быстро, но скрыть его было невозможно.
— Ваши слезы — лучшій отвѣтъ на призывъ страждущаго, — тихо процѣживалъ Кучинъ — а счастливы-ли вы — онъ узнаетъ отъ васъ самихъ. Въ письмѣ Александра Дмитріевича вы найдете и адресъ.
Катерина Николаевна встала и, пройдясь по гостиной, сѣла опять противъ Кучина. Лицо ея было уже строго, слѣды слезъ исчезли, глаза смотрѣли сосредоточенно.
— Благодарю васъ, — сдержанно выговорила она. — Я исполню желаніе Александра Дмитріевича.
Она сказала эту фразу такимъ тономъ, что Кучину слѣдовало послѣ того встать и раскланяться, но онъ не поднимался, а, напротивъ, поставилъ шляпу свою съ колѣнъ на полъ и какъ-то весь потянулся. По губамъ его проскользнула не то улыбка, не то смущеніе.
— Ваше сердце я давно съумѣлъ достойно оцѣнить, — началъ онъ, — и какъ-бы вы въ настоящую минуту ни смотрѣли на меня, я не перестану считать себя солидарнымъ съ вами во всемъ, что исходитъ изъ вашихъ благородныхъ побужденій.
Выговоривши всю тираду съ опущенными глазами, Степанъ Ивановичъ поднялъ свои свѣтлыя рѣсницы на Катерину Николаевну. Ея лицо продолжало быть неподвижнымъ.
Она промолчала.
— Вы не удивитесь, — заговорилъ онъ менѣе слезно, — если я обращусь къ вамъ, Катерина Николаевна, съ личной просьбой?
Она все молчала, но Кучина это молчаніе не смущало нисколько. Онъ только поближе подвинулъ къ ней свое кресло.
— Мнѣ сообщали, что вы принимаете участіе въ одной дѣвушкѣ… ея фамилія Тимофѣева.
Фамилію Степанъ Ивановичъ выговорилъ какъ — бы смущенно.
— Тимофѣева? — спросила Катерина Николаевна, нахмуривъ лобъ.
— Да-съ, Зинаидой Алексѣевной ее зовутъ.
Она наклонила голову, вспоминая что-то. Кучинъ глядѣлъ на нее выжидательно.
— Я что-то не помню, вымолвила она.
— Красивая такая дѣвушка.
— Ахъ, да! вскричала Катерина Николаевна, и тутъ-же лицо ея затуманилось.
— Вспомнили?
— Теперь прекрасно вспомнила. Эта молодая дѣвушка явилась ко мнѣ просить работы, но, въ сущности, она имѣла приэтомъ другую цѣль.
И Катерина Николаевна выразительно посмотрѣла на гостя.
— Другую цѣль? таинственно переспросилъ Кучинъ.
— Да; она и призналась мнѣ въ этомъ. Я не имѣла тогда повода сомнѣваться въ ея искренности…
— Я не совсѣмъ васъ понимаю…
— Я вамъ объясню, если вы интересуетесь этой особой. Она все ищетъ людей...
— Да, да, поддакнулъ съ улыбкой Кучинъ.
— Сначала она искала мужчинъ, а потомъ перешла къ женщинамъ. Обо мнѣ она слышала…
— Отъ меня, поторопился добавить Кучинъ и смѣло поглядѣлъ на Катерину Николаевну.
— Да, такъ она мнѣ тогда и сообщила. Я пригласила ее принять участіе въ нашихъ трудахъ. Она присматривалась сначала, а потомъ отстала и выразила мнѣ очень откровенно… какъ-бы вамъ это сказать… не разочарованіе, а свой житейскій взглядъ на нашу дѣятельность…
— И этотъ взглядъ?
— Быть можетъ, очень уменъ! Она, несмотря на свою молодость, поглядѣла на насъ чуть не какъ на дѣтей или на какихъ-то идеалистовъ, дѣйствующихъ въ пустотѣ, безъ всякой почвы, какъ она, кажется, выразилась.