— Постараюсь, — отвѣтилъ Карповъ.
— Да! — вскричала Авдотья Степановна, поднимаясь съ мѣста. — А Бенескриптовъ что? Я вѣдь за нимъ совсѣмъ собралась: онъ мнѣ нуженъ.
— Мертвое тѣло.
— Батюшки! — вырвалось у Авдотьи Степановны.
Она ужасно огорчилась и со слезами на глазахъ разсказала Карпову, зачѣмъ она отыскивала его «паціента».
По соображеніямъ Карпова, запой Ѳедора Дмитріевича продолжится не меньше недѣли. Авдотья Степановна и тому была рада, что этого «несчастнаго», какъ она называла Бенескриптова, взялъ на свое попеченіе Карповъ. Она горячо благодарила его за такое доброе дѣло и повторила, что за одно такое дѣло отпустятся ему всѣ прегрѣшенія, вольныя и невольныя.
Они пообѣдали, и бесѣда ихъ была тихая и какъ-бы прощальная. Карповъ не выспрашивалъ, но все понялъ. Онъ не просилъ у нея позволенія бывать у нея и она не приглашала.
Послѣ обѣда Авдотья Степановна собиралась въ ле-чебницу къ Загариной. Но ей подали письмо. Оно было отъ Прядильникова. Она передала его Карпову.
Въ письмѣ стояло:
«Милостивая государыня Авдотья Степановна!
«Кончая всякія дѣла и возвращаясь къ той жизни, которую я велъ до знакомства съ вами, считаю долгомъ препроводить вамъ сумму, которая представляетъ собою все, пріобрѣтенное мною съ того времени, какъ я началъ заниматься вашими дѣлами. Подробный отчетъ денежныхъ операцій, веденныхъ мною по вашимъ порученіямъ, я буду имѣть честь представить вамъ надняхъ. Сегодня-же препровождаю лишь то, что у меня находилось въ рукахъ, и всѣ денежныя пріобрѣтенія, сдѣланныя мною съ вашимъ кредитомъ. Вы, конечно, согласитесь, что они мнѣ ни въ какомъ случаѣ не принадлежатъ. Распорядитесь ими какъ вамъ заблагоразсудится. Податель этого письма, артельщикъ, вручитъ вамъ пакетъ, съ обозначеніемъ содержащихся въ немъ денегъ и цѣнныхъ бумагъ, въ полученіи коихъ и прошу васъ покорнѣйше росписаться.
«Съ совершеннымъ почтеніемъ, и проч.»
— Каково? — спросила Авдотья Степановна.
— Послѣдовательно, — отозвался Карповъ.
— Должна-ли я принимать?
— Должна. Вѣдь онъ тебѣ пишетъ, что ты можешь сдѣлать изъ нихъ какое тебѣ угодно употребленіе.
Былъ позванъ артельщикъ. Онъ подалъ пакетъ и книгу, гдѣ Авдотья Степановна росписалась.
Зинаида Алексѣевна еле справилась съ Бенескрипто-вымъ и поджидала Карпова. Комната, взятая Прядильни-ковымъ, была приготовлена. Въ семь часовъ явился Карповъ, а четверть часа спустя, въ коридоръ, со своими пожитками вступилъ и Прядильниковъ.
«Насталъ, друзья, отмщенья часъ!» — запѣлъ онъ, и Карповъ съ Зинаидой Алексѣевной, заслышавъ этотъ напѣвъ, вздрогнули.
Они вышли ему на встрѣчу.
— Все готово? — крикнулъ Прядильниковъ.
— Готово, пожалуйте, — привѣтливо отозвалась Зинаида Алексѣевна.
— Какъ мы здѣсь лихо заживемъ! Эй, извощикъ, тащи сюда чемоданъ!.. Книги завтра привезутъ, — обратился Прядильниковъ къ Карпову: а бумаги я всѣ сжегъ.
— Зачѣмъ?
— Сжегъ! Сдѣлалъ, братъ, такое auto-da-fé, что просто прелесть…
Съ красоткой, съ картами, съ виномъ
Мы жизнь бивачную ведемъ!
«Откуда у него куплеты взялись? — почти съ ужасомъ подумалъ Карповъ.
Прядильниковъ вошелъ въ свою комнату и началъ возиться съ извощикомъ.
— Два паціента у насъ, — сказала Зинаида Алексѣевна на ухо Карпову. — Тамъ запой, а тутъ что?..
— Быть можетъ, еще похуже, — прошепталъ Карповъ.
Имъ стало страшно.
КНИГА ШЕСТАЯ
Свежий, но яркій весенній день, какіе иногда бываютъ на Святой, стоялъ надъ Петербургомъ, вновь переполненнымъ шумомъ дрожекъ. Въ воздухѣ, сквозь солнечные лучи, проносились струи холода и потомъ вдругъ замирали, уступая мѣсто мягкимъ, ласкающимъ теченіямъ, несшимъ съ собой настоящій запахъ весны… Грудь дышала весело и емко. Гемороидальный петербуржецъ улыбался, и ему казалось, что онъ живетъ жизнью природы; но онъ все-таки кутался въ ваточное пальто съ мѣховымъ воротникомъ и спѣшилъ къ Доминику согрѣть себя рюмкой коньяку…
У полуоткрытаго окна, глядя на открывающуюся даль адмиралтейской площади, стояла Катерина Николаевна и широко вдыхала въ себя согрѣтый къ полудню воздухъ… Яркій день не румянилъ ея щекъ; онѣ были особенно что-то блѣдны и носъ замѣтно вытянулся. Глаза также казались утомленными. Она разсѣянно оправляла на себѣ воротничекъ и отъ времени до времени вздрагивала всѣмъ тѣломъ…
— Катя! — окликнулъ ее сзади Борщовъ.
Онъ уже съ минуту стоялъ и смотрѣлъ на нее искоса. Наружность его тоже сильно измѣнилась. Прежняго румянца какъ не бывало. Лицо его даже осунулось и въ бородѣ кое-гдѣ пробивались сѣдые волоски. Онъ стоялъ нѣсколько сгорбившись, и его глаза, обведенные темными кругами, смотрѣли тревожно и почти сумрачно.
— Что тебѣ, мой другъ? — отвѣтила Катерина Николаевна, не оборачиваясь.
— Тебя желаетъ видѣть господинъ Кучинъ.
— Меня? — быстро откликнулась она и обернулась на этотъ разъ.
— Да, онъ велѣлъ доложить, что ему необходимо переговорить именно съ тобой.
Она сдѣлала чуть замѣтную гримасу и отошла отъ окна.
— Нельзя развѣ ему отказать?
— Неловко: Семенъ сказалъ, что ты дома.
— Онъ въ гостиной?
— Въ гостиной.