До обѣда, на который пригласилъ его Абрамъ Игнатьевичъ Малявскій, немного поработавши дома, разсчитывалъ сдѣлать нѣсколько визитовъ. Ровно въ три часа онъ долженъ былъ явиться къ Авдотьѣ Степановнѣ. Наканунѣ онъ получилъ отъ нея весьма любезную записку въ которой она приглашала его быть у ней по дѣлу «ровно въ три часа» — не раньше и не позднѣе. Эта женщина никогда, въ сущности, не переставала ему нравится: онъ находилъ въ ней нѣчто общее съ Зинаидой Алексѣевной, по внѣшнему шику, складу натуры и характеру ума. Теперь, болѣе чѣмъ когда-либо, онъ былъ способенъ приволокнуться за ней. Илларіонъ Семеновичъ не могъ оставаться безъ женщины. Онъ видѣлъ, что никакіе дѣловые услѣхи не заставятъ притихнуть въ немъ ту тревогу, которая овладѣваетъ тщеславнымъ, чувственнымъ мужчиной, сознающимъ свое одиночество. На Зинаиду Алексѣевну и исторію своей сухой любви съ нею слѣдовало поставить крестъ. Интимной жизни г-жи Бѣлаго Малявскій не зналъ. Ея разрывъ съ Саламатовымъ представлялся ему въ такомъ-же свѣтѣ, какъ онъ разъяснилъ это Воротилину, въ ту ночь, когда ему вздумалось познакомить Зинаиду Алексѣевну съ дѣльцами. Ему и въ голову не приходило, что такая крупная камелія, такой тертый калачъ, какъ Авдотья Степановна, вдругъ броситъ свое «развеселое житье». Если-бъ его завѣряли самые вѣрные люди въ томъ, что она въ это время пригрѣла цѣломудреннымъ чувствомъ чудака Прядильникова, онъ-бы расхохотался надъ этимъ, какъ надъ фарсомъ. Онъ только соображалъ: какому тузу достанется она? Времени съ разрыва прошло не мало, а до сихъ поръ ни на биржѣ, ни въ театрахъ, ни на мужскихъ обѣдахъ, ни у другихъ камелій не слышно было, кто замѣнилъ или собирается замѣнить Саламатова. Авдотьи Степановны нигдѣ не было видно, даже по Невскому она не каталась. Быть можетъ, содержитъ ее какой-нибудь высокопоставленный старецъ, который выговорилъ себѣ условіемъ скромную, замкнутую жизнь своей одалиски. Но Авдотья Степановна не таковская. Малявскій подумалъ о Воротилинѣ. Ужь не онъ-ли, подъ шумокъ, пользуется прекрасной Евдокіей? Онъ даже покраснѣлъ отъ одной этой мысли. Господина Воротилина Илларіонъ Семеновичъ самымъ искреннѣйшимъ образомъ презиралъ. Въ немъ онъ видѣлъ круглую бездарность, которая только благодаря всеяднымъ своимъ поползновеніямъ съумѣла составить тебѣ извѣстный maximum годоваго дохода. Онъ никакъ-бы не снесъ, если-бы Воротилинъ сдѣлался покровителемъ Авдотьи Степановны. Коли Воротилинъ имѣетъ на нее виды, то почему-же ему, Малявскому, не имѣть ихъ? Она съумѣетъ распознать въ Илларіонѣ Семеновичѣ будущаго туза первой величины и раздѣлитъ съ нимъ шансы дальнѣйшихъ успѣховъ. Надо только надлежащимъ манеромъ отрекомендоваться… И тутъ Малявскій вспомнилъ о Прядильниковѣ. Онъ не видалъ его съ того времени, когда ѣздилъ къ нему предлагать наступательный союзъ противъ Саламатова. Съ тѣмъ поръ, очутившись по двумъ обществамъ товарищемъ Саламатова, Малявскій былъ-бы очень радъ направить на него такого изобличителя, какъ Прядильниковъ. Онъ зналъ также, что Прядильниковъ — акціонеръ общества «Самоочиститель». Это именно обстоятельство и удерживало Малявскаго отъ заигрываній съ Прядильниковымъ. Надо было сначала самому хорошенько окрѣпнуть на мѣстѣ. Да тутъ еще сегодняшнее предложеніе Гольденштерна, Придется выступить уже оффиціально помощникомъ Саламатова, а въ числѣ враговъ, по всей вѣроятности, очутится Прядильниковъ.
Ипполитъ Ивановичъ Воротилинъ получилъ въ одинъ день съ Малявскимъ записку, которою Авдотья Степановна Бѣлаго пригласила его пожаловать къ вей на другой день ровно въ три съ четвертью часа. Такая точность въ обозначеніи времени почему-то очень понравилась Воротилину. Онъ не посѣщалъ Авдотьи Степановны, выжидая, какъ поведетъ дѣло о наслѣдствѣ Загариной Малявскій, а Малявскій велъ его вяловато; въ послѣдніе дни и совсѣмъ пересталъ давать ему знать, двигается-ли оно. Воротилинъ зналъ только черезъ него, что г-жа Загарина сначала отнеслась съ довѣріемъ къ Малявскому, и вдругъ повернула въ сторону, сказывалась больной, не приняла его, а на два письма отвѣтила уклончиво. Адвокатъ сообразилъ, что тутъ кто-нибудь забѣжалъ половчѣе, сразу вручилъ кушъ и пріобрѣлъ процессъ. На Саламатова у Воротилина была слабая надежда. Тотъ очень ужь замотался какъ-то и такъ облѣнился, что ни во что его втянуть было невозможно, коли ему «по первому абцугу» не подносили куша примѣрно въ тридцать тысячъ. Поэтому, и къ Авдотьѣ Степановнѣ Воротилину совѣстно было явиться; его то-и-дѣло подмывало. Онъ не переставалъ развѣдывать, съ кѣмъ она теперь живетъ, и далеко не потерялъ надежды пріобрѣсти ее подешевле, посредствомъ различныхъ комбинацій…