Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Ни больше, ни меньше, — докладывалъ полковникъ, указываяна Малявскаго: — единоборство, сирѣчь, дуэль.

— Ай, ай! — вскрикнулъ Гольденштернъ и даже отскочилъ, точно его окатили горячей водой.

— И зачѣмъ? — произнесъ господинъ Гулеке бархатнымъ басомъ, съ чистѣйшимъ прусскимъ акцентомъ, ударяя на букву «а».

— Вотъ подите, — продолжалъ кричать полковникъ: — втемяшилось этому барину, что онъ долженъ тамъ какого-то мозгляка вызвать за то, что они поругались изъ-за феи одной.

__ Фея? — удивленно спросилъ господинъ Гулеке, вообще плохо понимавшій жаргонъ полковника.

— Ну, камелія, коли хотите по другому.

— Какъ прозывается? — спросилъ Гольденштернъ, и глазки его заблистали.

— Да Авдотья Степановна, — знаете, чай, бывшая саламатовская.

— Она? — вскрикнулъ Гольденштернъ.

— Ну-да. И изъ-за такой барыни вдругъ на дуэль выходить. Да это курамъ на смех!..

— Курамъ, курамъ, — подтвердилъ Гольденштернъ.

Господинъ Гулеке издалъ тоже какой-то звукъ, какъ-бы подтверждающій мнѣніе полковника и Гольденштерна.

— Да помилуйте, — затараторилъ Гольденштернъ — да какъ-же это возможно? У насъ на носу общее собраніе, вы для насъ необходимый человѣкъ, мы васъ хотимъ поставить на первый планъ — и вдругъ, вы, какъ гусаръ какой-нибудь, будете палить изъ пистолетовъ!.. Да сдѣлайте одолженіе! Да кто это вамъ позволитъ!.. Полковникъ, чего-же вы смотрите?

— Да я-то что-же сдѣлаю? Я и слышать объ этомъ не хочу! Просто мы васъ, любезнѣйшій Кларіонъ Семенычъ, запремъ, если вы не дадизе шляхетнаго слова, что вы ни съ какимъ мозглякомъ на дуэль выходить не станете.

— Запремъ его! — вскричалъ Гольденштернъ — въ карцеръ, на хлѣбъ и на воду!.. Прямо отсюда отвеземъ ко мнѣ и до общаго собранія не выпустимъ. И караулъ будетъ кричать, и тогда не выпустимъ.

— Однако, господа, — началъ-было Малявскій: — не могу-же я…

— Человѣкъ! — гаркнулъ полковникъ: — три бутылки гейцигу, въ кабинетъ!.. Снимайте-ка, господа сюртуки— жарко здѣсь — и я сниму.

— И пикнуть не дадимъ вамъ; въ карцеръ! — повторялъ Гольденштернъ, трепля Малявскаго по плечу и поворачивая свою голову во всѣ стороны.

Иларіонъ Семенычъ былъ доволенъ результатомъ этой сцены.

Принесли шампанскаго, и о дуэли не было уже рѣчи.

«Вотъ онъ у насъ какой бѣдовый!» — подумалъ Абрамъ Игнатьевичъ, и почувствовалъ даже решпектъ къ Малявскому.

— Mord-Kerl, — сказалъ про себя, господинъ Гулеке.

IV.

Въ девять часовъ утра лакей вошелъ въ спальню Бориса Павловича Саламатова и началъ его будить.

Спальня Бориса Павловича была узенькая комната въ одно окно, не блиставшая особой отдѣлкой. Тутъ Саламатовъ спалъ по-холостому, на узкой кровати; но спалъ онъ тутъ гораздо чаще, чѣмъ въ супружеской опочивальнѣ.

— Ваше превосходительство, — повторялъ лакей: — Борисъ Павловичъ! десятый часъ въ началѣ, приказали разбудить…

— Мм… — мычала туша, пуская красными губами струю воздуха и посапывая носомъ.

— Вставать извольте-съ.

Лакей рѣшился подсунуть руку подъ туловище Саламатова.

Тотъ, наконецъ, продралъ глаза,

— Что такое? — хрипнулъ онъ.

— Десятый часъ, приказали разбудить въ восемь.

— А!

Саламатовъ сдѣлалъ надъ собою видимое усиліе и откинулъ одѣяло. Онъ перекатился съ одного бока на другой, такъ что кровать затрещала, и разомъ спустилъ обѣ ноги.

— Душъ готовъ? — прохрипѣлъ онъ.

— Готовъ-съ.

Черезъ четверть часа онъ, отдуваясь, съ остатками влажности на волосахъ, сидѣлъ уже передъ письменнымъ столомъ. Въ головѣ страшно трещало, а надо было усиленно проработать не только этотъ день, но и слѣдующихъ два. Наканунѣ Саламатовъ получилъ примѣрный репримандъ. Старикъ первоприсутствующій сказалъ ему сухимъ начальническимъ тономъ:

— Чтобы все въ три дня было приведено въ порядокъ по вашей канцеляріи. Мы не допустимъ такой распущенности.

Борисъ Павловичъ долженъ былъ стоять и переминаться передъ нимъ какъ школьникъ, и теперь вотъ «пороть горячку» для того только, чтобы его превосходительство успокоилось. Эта чиновничья подчиненность ужасно обижала Саламатова и сидѣла на его опухлой шеѣ тяжелымъ хомутомъ.

«И за коимъ чортомъ, — бранился про себя Саламатовъ, проглядывая бумаги, — за коимъ чортомъ я треплюсь до сихъ поръ на службѣ? Изъ-за жалованья, что-ли? Такъ мнѣ его на шампанское не хватаетъ. Изволь вотъ тутъ прыгать передъ всякой старой обезьяной, точно регистраторъ какой-нибудь.»

Ему тутъ-же представился образъ его супруги, этой худущей и злющей Надежды Аполлоновны, которая хорошо знала, что его считаютъ пустымъ шарлатаномъ, пускающимъ пыль въ глаза своей изворотливостью. Работать ежедневно онъ не могъ какъ начальникъ своей канцеляріи, и каждый мѣсяцъ у него должны были выходить проволочки и упущенія, и каждый мѣсяцъ онъ долженъ былъ «пороть горячку», чтобы въ три дня все окончить и заслужить одобреніе его высокопревосходительства.

Саламатовъ схватилъ себя за волосы, точно съ намѣреніемъ серьезно оттаскать себя.

— Господинъ Пичугинъ, — доложилъ лакей.

— Зови! — крикнулъ Саламатовъ.

Это былъ одинъ изъ его подчиненныхъ, самый работящій и безотвѣтный. На его гемороидальномъ лицѣ Петербургъ наложилъ свое роковое чиновничье клеимо. Возраста онъ не имѣлъ и никакихъ примѣтъ.