Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Такъ согласитесь также и съ тѣмъ, добрѣйшая Зинаида Алексѣевна, что тѣ минуты, когда мы съ вами предавались драматургіи, были самыми жизненными моментами нашего комнатнаго существованія?

— И съ этимъ согласна.

— Что-же это доказываетъ? — несомнѣнно то, что болѣе характернаго отправленія въ нашемъ организмѣ не имѣется. Видите-ли, какъ я учено выражаюсь.

— По крайней мѣрѣ, мы не сдѣлали опытовъ, которые-бы намъ доказали, что у насъ есть въ организмѣ болѣе характерныя отправленія.

— Совершенно основательно изволите мыслить.

Карповъ прошелся раза два по комнатѣ, потомъ подошелъ къ Зинаидѣ Алексѣевнѣ и, протягивая ей руку, спросилъ уже искреннимъ тономъ:

— Такъ-ли, барышня?

Она взглянула на него и слегка покраснѣла. Въ гла захъ его свѣтилось чувство, котораго онъ до сихъ поръ такъ явно не выказывалъ.

Что-жь, Карповъ! — заговорила она также искренно: — одна я не буду рваться на сцену; но съ вами — это другое дѣло.

— Такъ по рукамъ? — вскричалъ опъ, поднимая руку.

— Ну, а если эта идея у насъ расползется какъ туманъ? — спросила Зинаида Алексѣевна.

— Позвольте, позвольте, надѣвать веригъ и тутъ не слѣдуетъ. Если начать намъ штудировать, по пунктамъ, театральное искусство, и подготовляться методически — это опять будетъ идеалистическая затѣя. И вы, и я, въ настоящемъ нашемъ видѣ, даже безъ всякаго приготовленія, годимся для россійскаго лицедѣйства. Въ этомъ будьте благонадежны: тутъ задору никакого нѣтъ. Стало быть, что нужно? — почитывать каждый вечеръ, намѣтить репертуаръ и съ весны-же пуститься въ провинцію, не дожидаясь осенняго сезона. Согласны?

— Я согласна, — сказала Зинаида Алексѣевна, и слегка задумалась.

— Такое рѣшеніе, — продолжалъ Карповъ, — вовсе не рѣшеніе, ибо оно не требуетъ отъ насъ никакихъ серьезныхъ или усиленныхъ трудовъ. Мы будемъ почитывать и изучать себя полегоньку; а къ святой, коли намъ это не надоѣстъ, подъищемъ такого человѣка, который отрекомендуетъ насъ антрепренеру за самое умѣренное вознагражденіе.

Онъ все еще держалъ ее за руку.

— Вы мнѣ большую радость доставили, — заговорилъ онъ вполголоса и ласково глядя на нее, — сказавши, что со мною вы готовы идти на сцену… Я, право, не фатъ въ эту минуту.

— Зачѣмъ вы оправдываетесь!.. Довольно и вчера себя обличали. Я знаю, что вы не фатъ, но привычки у васъ долго еще останутся...

— Какія?

— Селадонскія!

— Вотъ въ томъ-то и штука, что ихъ какъ рукой сняло съ нѣкоторыхъ поръ.

— Съ какихъ-же это?

— Да, кажется, вотъ съ тѣхъ, какъ здѣсь обитаю… въ вашемъ сосѣдствѣ, — добавилъ онъ очень милымъ шопотомъ.

Зинаида Алексѣевна поглядѣла на него изъ подлобья и разсмѣялась громкимъ смѣхомъ.

— Будто-бы?

— Да, будьте благонадежны…

Онъ поцѣловалъ ея руку.

— Довольно, довольно, время еще есть у насъ для цѣлованія ручекъ. А прежде чѣмъ мы посвятимъ себя Таліи и Мельпоменѣ, надо подумать о нашемъ паціентѣ.

— Ему-бы слѣдовало ужь вернуться, — сказалъ Карповъ, посмотрѣвъ на часы.

Но Бенескриптовъ не пришелъ ни къ часу, ни къ тремъ, ни къ четыремъ. Они пообѣдали. Обыкновенно Зинаида Алексѣевна устраивала обѣдъ въ своей комнатѣ.

Имъ было жутко за обѣдомъ; но къ концу его Карповъ сталъ доказывать, что Бенескриптовъ такъ тамъ блаженствуетъ съ своей ученицей и ея матерью, что вернется только за тѣмъ, чтобы собрать свои пожитки и перебраться на Васильевскій островъ.

Отобѣдали они, занялись «драматургіей». Карповъ уже въ третій разъ говорилъ монологъ Чацкаго: «Въ той комнатѣ незначущая встрѣча», а Бенескриптова все не было.

— Послушайте, Карповъ, — перебила его декламацію Зинаида Алексѣевна — да были-ли у Бенескриптова какія-нибудь деньжонки съ собою, когда онъ отправился?

— У него все еще есть деньги — онъ ихъ мнѣ отдалъ, рублей около ста. А въ портмоне развѣ какихъ-нибудь два рубля… Да не смущайтесь, сударыня! — проговорилъ стариковскимъ тономъ Карповъ и продолжалъ:

Пускай меня считаютъ старовѣромъ, Но хуже для меня нашъ сѣверъ во сто кратъ.

Съ тѣхъ поръ…

Ударъ въ дверь заставилъ его остановиться.

— Это онъ, — прошептала Зинаида Алексѣевна.

— Онъ… — протянулъ Карповъ и обернулся лицомъ къ двери.

Половинка двери отворилась тяжело и Бенескриптов ввалился въ комнату бокомъ и какимъ-то скачкомъ, точно его сзади кто сильно толкнулъ.

«Мертвецки», — произнесъ про себя Карповъ.

Зинаида Алексѣевна тоже въ одно мгновеніе опредѣлила степень его «припадка».

— Здравія желаемъ! — пробурлилъ Бенескриптов.

— Откуда? — спокойно спросилъ Карповъ, подходя къ нему.

— Изъ мѣстъ прохладныхъ.

Хмѣль у него былъ на этотъ разъ веселый. Онъ силился быть любезнымъ съ Зинаидой Алексѣевной, но черезъ десять минутъ совсѣмъ ослабѣлъ и его уложили. Карповъ заперъ его и отправился къ сосѣдкѣ продолжать декламацію; но декламація шла плохо.

Оба затуманились.

— Что-же это такое? — спросила, наконецъ, Зинаида Алексѣевна.

— Теперь опять закурилъ недѣли на двѣ,— отвѣтилъ Карповъ. — Врядъ-ли я ошибаюсь: безпробуднаго пьяницы изъ него не выйдетъ, но запоемъ пить будетъ.

— Да вѣдь этакъ онъ погибнетъ совсѣмъ.

— Будемъ при себѣ держать: не вытрезвимъ къ веснѣ — съ собой возьмемъ.

— Но онъ не уѣдетъ изъ Петербурга.

— Соннаго увеземъ.