Деметра

Заняв свое место среди усталых бойцов, Антон, понуря голову, слушал, как лейтенант роняет короткие и без того известные фразы.

— Значит, так… — прохаживаясь перед строем, произнес Войнич, по очереди заглядывая в запыленные, злые лица. — Инсектовский сброд опять зашевелился по ту сторону хребта. Я получил приказ: оседлать эту дорогу, — он кивнул в сторону желтой змейки, сползающей по ту сторону перевала. — Это все. — Он поднял взгляд и вдруг широко, отечески улыбнулся. — Остальное должно быть понятно любому, самому распоследнему придурку, — тоном, никак не соответствующим улыбке, заключил он.

— Аминь… — сержант Хлудов скорчил постную мину. — Сейчас, ребята, будем смотреть, кто и как умеет закапываться в землю…

Антон сглотнул застрявший в горле сухой ком. Плоский юмор лейтенанта раздражал его. Ну а на лошадиную рожу Хлудова он вообще смотреть не мог после шести суток изнурительного перехода.

Строй распался. Достав саперную лопатку, Антон спрыгнул в полузасыпанную траншею и посмотрел на плавящийся в знойной дымке горизонт.

«Если мы должны умереть на этом перевале, то незачем делать из этого комедию…» — сплюнув на землю, подумал он.

Штык лопаты с лязгом вошел в каменистое, щедро нашпигованное металлом дно траншеи.

Он не видел, как лейтенант Войнич, стоя на пригорке, смотрит в его сторону. Спина Антона ритмично и монотонно сгибалась, и лопата выбрасывала вверх, на бруствер, ссохшиеся комья земли. От удара они рассыпались, и по свежей насыпи, по ту сторону траншеи, скатывались ржавые комки старых стреляных гильз…

«Псы войны, мать твою… — с несвойственной ему горечью вдруг подумал лейтенант. — Загнул Шевцов тоже… Дети они, щенки еще…»

Войнич знал, что случится дальше, и от этого на его душе было муторно. Он присел на корточки, переведя взгляд со спины Антона на уходящую вниз пыльную дорогу.

Он и Витька Хлудов… Они двое ушли из этих осыпавшихся траншей двадцать лет назад… Только двое… Они-то и стали псами, а толку?

Войнич смотрел на заросшие выемки старых воронок, а перед глазами стояли дымные султаны разрывов, оглушительный вой уходящих к горизонту истребителей и измазанное кровью лицо сержанта, которому было тогда лет пятнадцать, не больше…

…Антон, который с остервенением копал иссохшую под немилосердным солнцем землю, не мог прочесть мыслей Войнича, как не видел направленного в его спину взгляда.

Он копал, а мысли в его голове жили своей жизнью.

Он думал о Дане… И он знал, что она сейчас думает о нем…

* * *

…В тот вечер, выйдя из развалившихся ворот старой усадьбы, он машинально повернул в сторону освещенных центральных улиц.

За пять лет он успел изучить Город. В государственной школе кадетов не держали на коротком поводке. Днем от них требовали полной отдачи, но вечер и часть ночи безраздельно принадлежали им. Началось это с того момента, как они перешли на средний курс обучения.

Никто из них не подозревал, что таким образом их учат жить. Радость свободы была опьяняющей, ею дорожили как святыней, и редко кто опаздывал вернуться к установленному часу.

Радиальные улицы Города сходились в центре, с разных сторон вливаясь вереницами огней на громадную площадь, в центре которой стояла темная скульптурная группа. Огромные сумеречные фигуры, каждая величиной в несколько метров, изображали людей разного возраста, одетых в странные, с точки зрения современности, ниспадающие одежды. Антон понятия не имел, что это переплетение полуобнаженных тел, окольцованное парапетом из темного камня, когда-то было фонтаном… Очень многое в городе утратило свое первоначальное предназначение и потеряло всякий смысл… Но были такие постройки, которые сохранили не только облик, но и свое внутреннее содержание с тех незапамятных времен, когда люди проектировали эти улицы и площади.

Одним из таких сооружений оставался крытый зимний парк, выпуклый купол которого продолжал сиять в ночи несмотря ни на что, словно бросая вызов истории упадка Деметры.

Антон, не раздумывая, повернул в сторону огромных вращающихся дверей. Сквозь прозрачный нетленный материал их сегментов смутно просвечивали яркие россыпи огней. Ночью парк всегда оживал.

Антона встретил мягкий сумрак аллей и сонный шелест бархатистой листвы, но ему совершенно не хотелось предаваться мрачному настроению. Что-то творилось в его душе, там снова шевелились те самые смутные тени, и ему отчаянно хотелось прогнать их, чтобы не возникало в груди сосущее чувство холода и одиночества.

Забравшись в самый центр парка, туда, где было светло и среди столиков кружили водовороты человеческих тел, он, немного потолкавшись среди своих, подошел к высокой тумбе и, засунув в щель карточку, получил набранное на кнопочной клавиатуре меню. Отыскав глазами свободный столик, он сел, и в этот момент почувствовал на своем затылке чей-то напряженный взгляд.

В школе их учили не теряться ни в каких жизненных ситуациях. Антон не обернулся и не начал шарить глазами. Он лишь чуть выпрямил спину и крепче сжал вилку, ожидая, что же произойдет.

Чувство отхлынуло так же внезапно, как и появилось.