Деметра

Она бесцельно прошла по пустому знакомому помещению, от ряда узких, как бойницы, окон до стенных шкафов, потом остановилась, оглядевшись по сторонам…

Зачем она прибежала сюда? Что ее испугало? Разве она не готовилась к войне, разве не хотела отомстить этим выродкам за то, что они лишили ее родителей?

Обреченность… Вот то чувство, что прозвучало в словах Хлудова. Злая, бессмысленная обреченность.

Им всем предстояло умереть. Очень скоро… Выходит, что все эти годы она старательно готовилась к собственной смерти?..

Дана подошла к окну и застыла, глядя, как быстро, прямо на глазах улицы Города погружаются в сумерки… Она честно пыталась отогнать от себя сжимающие грудь крамольные мысли…

Все это было… неправильно…

Она вдруг вспомнила, что произошло на вчерашних учениях… Как она поймала Антона… И тут же ее воображение нарисовало иную картину — она с простреленной навылет грудью падает на застланное стреляными гильзами дно окопа… Он пройдет мимо. Он не купится больше на ее сдавленный стон… Ни он, ни кто-то другой, потому что так заведено, таковы жестокие правила этой игры, и она сама с упоением культивировала их…

Неправильно… Именно это слово сказал Антон два года назад, сейчас она вспомнила тот миг с убийственной отчетливостью.

Почему он понимал это еще тогда, а она нет? Почему, несмотря ни на что, он время от времени пытался протянуть ей руку, словно подозревал, в какую бездну, в конце концов, рухнет ее душа?

Ответа на это вопрос не знал никто, в том числе и сам Антон.

…Она повернулась, держа в руках две чашки с дымящейся коричневой жидкостью. Она вдруг поняла, чего так панически боится. Она боялась умереть и больше никогда не увидеть его. Дана чувствовала, что их души повисли в странном вакууме этого мира — детскую дружбу они уже переросли, а на нечто большее не хватило… времени, сил, обстоятельств…

Это ощущение непрожитости делало реальность похожей на зыбкое болото. Каждый миг, каждый шаг мог привести в пучину… а мог остаться всего лишь шагом…

Она вернулась за столик и поставила чашки.

— Завтра мы все умрем… — тихо сказала она, расплескав кофе.

Антон вскинул голову, недоуменно посмотрев на Дану.

— Что случилось? — повторил он свой вопрос, и тогда она, поддавшись обрушившимся на нее чувствам, в невольном порыве протянула руку, накрыв своими дрожащими пальцами его напряженную ладонь.

Единственное, чему их не научила жизнь, — это любить и лгать. Именно в силу подсознательной честности своих подрастающих чувств они порой бывали так жестоки друг к другу. Слезы в глазах Даны и ее дрожащие пальцы, этот порывистый, неумелый жест сказали ему больше, чем тысяча самых весомых слов…

Они молчали, глядя друг другу в глаза, и каждый, ощущая трепещущее тепло другого, заново переживал свой, сугубо личный ад воспоминаний. Это был тот миг полного взаимопонимания невысказанных чувств, на который способны только те, кто никогда не любил, чьи обнаженные нервы способны были сплести этот запутанный, болезненный и сладкий клубок единства…

Последняя ночь перед смертью…

Они смотрели друг другу в глаза, не зная о том, что все их робкие мечты будут разбиты в прах.

Далеко на юге, там, где возвышались величественные руины древних городов, по мощенным неизвестным материалом дорогам в сторону синеватой дымки маячивших у горизонта гор уже двигалась армия.

Это была армия обреченных.

Она тянулась, словно извивающаяся многоглавая гидра.

Каждые двадцать лет…

Каждые двадцать лет древний инстинкт срывал инсектов с привычных мест и гнал от одного разрушенного города к другому, потом дальше, за перевалы, на территорию, освоенную людьми…

Их путь неизменно оканчивался под стенами огромного серого цокольного этажа погибшего в своем зародыше мегаполиса. Безумные атаки инсектов разбивались о его неприступные стены. Защищающие город люди с ужасом и содроганием наблюдали, как возделанные равнины превращаются в мертвое месиво грязи под ногами атакующих тварей…

Потом они уходили так же необъяснимо и внезапно, как и появлялись под стенами, оставляя после себя разлагающиеся трупы, остатки нечеловеческого скарба и изуродованные поля.

Каждые двадцать лет… Над этой цифрой стоило задуматься. И люди думали, но не находили никакого объяснения. Во-первых, не всегда орды насекомоподобных существ достигали стен города. Чаще всего каждый их отряд двигался самостоятельно, независимо от остальных. Не всем удавалось преодолеть хребты, часть отсеивалась, по какой-то причине оставаясь в заброшенных городах своих предков, а те волны, что достигали в конечном итоге человеческих территорий, уже не несли в себе четкой, поддающейся осмыслению системы. Если бы люди постоянно наблюдали за инсектами на их исконной территории, далеко на юге, если бы отслеживали пути миграции каждого отряда или племени, то, возможно, эта периодичность и нашла бы свое объяснение, но, увы…

На этот раз все складывалось намного серьезнее. Среди инсектов обнаружился вождь, сумевший объединить их перед очередной миграцией. По древним дорогам в сторону хребта двигались не отдельные разрозненные отряды, по ним ползла армия…