Деметра

Он сел, широко раскрыв глаза и чувствуя, что совершенно не владеет собственным сознанием. Когда прошла секундная растерянность и очертания предметов вокруг вновь обрели резкость, попытался встать, хватаясь рукой за край бруствера. Свежий дерн двигался и скользил под пальцами, упорно отказываясь принимать на себя вес его тела.

Потом к горлу внезапно подкатила тошнота.

Он не понимал, что вдруг случилось с его телом и мозгом. Кто этот человек, черты лица которого ударили по его сознанию, будто стотонный молот, сминая мысли, уродуя образы, превращая реальность в подобие кошмара? Словно все эти годы в его мозгу была заложена некая, до предела взведенная пружина, которая, получив толчок, вдруг начала разжиматься, с невероятной скоростью выталкивая из глубин его памяти смутные, непонятные и оттого еще более страшные подробности какой-то иной, совершенно чуждой его теперешнему сознанию жизни…

Это был шок.

Антон еще пытался как-то сопротивляться раскручивающемуся внутри его стихийному процессу. Он, как утопленник, цеплялся за реальность, пытался что-то крикнуть или хотя бы прохрипеть мольбу о помощи в бесполезный коммуникатор… но он не смог сделать даже такой малости…

Его сознание треснуло, выпуская из своих глубин цепь страшных, жутко-болезненных и не до конца понятных ему образов…

Перед глазами Антона вдруг закружились звезды… Яркие, немигающие, холодные.

Он чувствовал их враждебность, он задыхался, скованный по рукам и ногам каким-то нежно-зеленым сиянием.

Суспензорное поле…

Круговорот звезд становился похожим на тошнотворную карусель…

Он вспомнил. Вспомнил медленно вращающиеся в вакууме глыбы астероидов и плывущее на фоне черноты еще более темное опахало.

Время внезапно потеряло свой смысл… Он был обречен. Он боялся окружавшей его пустоты…

Сквозь нежное сияние суспензорного поля к нему тянулись суставчатые руки облаченных в скафандры инсектов… Скрежет их нечеловеческих голосов раздирал его мозг…

Вот, оказывается, когда он впервые услышал чужие мысли!..

Антон с физической болезненностью ощущал, как его сегодняшние, вчерашние впечатления наслаиваются на вырванные из подсознания ирреальные образы, страшная правда незаметно перемешивается с не менее жутким вымыслом, словно кто-то невидимый смешивал в его мозгу невозможный коктейль воспоминаний и мыслей…

Мамочка…

Какой-то теплый, смутный образ на фоне растерзанного подсознания… Мама… Мама…

У нее было лицо Даны… Нежность ее рук перекликалась с пьянящей лаской любимой…

Бездна кружилась, баюкая разум, и страшные огоньки звезд кинжальными росчерками просвечивали сквозь ореол суспензорного поля, а переломанные балки выбитых сегментов оранжереи космического корабля торчали, словно сгнившие бревна старого блиндажа…

Антон последним, неимоверным усилием уцепился за этот вполне реальный фрагмент собственной памяти. Блиндаж… Инсекты… Атака…

Я должен вернуться туда!..

И он вернулся…

Цепкие когти Бездны вдруг разжались, отпуская его горло…

Страшные тени парадным строем двинулись назад, одна за другой исчезая в черном омуте подсознательной памяти…

Чей-то знакомый голос еще прорывался оттуда, и руки тормошили скорчившееся тело.

— Ну, Антон, миленький, очнись… ну же!..

ОН ВСПОМНИЛ!!! ВСПОМНИЛ ЭТО ЛИЦО И ЭТОТ ГОЛОС!..

— Дядя Белгард…

Руки продолжали тормошить его, реальность возвращалась, и вместе с ней на него накатил грохот, ноющий визг уходящих на излет осколков и голос, уже не тихий, а рвущийся на высоких нотах отчаянного крика:

— Ну, вставай же, мать твою, солдат! Очнись! Началось!

* * *

Впоследствии Антон так никогда и не узнал, сколько времени он провалялся в беспамятстве на дне окопа.

И еще он не смог ответить самому себе на вопрос о том, что на самом деле оказалось страшнее: потусторонний мир жутких воспоминаний или та реальность, куда он так страстно хотел вернуться.

Она ворвалась в его сознание с грохотом разрывов, черными шлейфами маслянистого дыма, перекошенным лицом Хлудова и злобным перестуком сыпавшихся на дно окопа горячих стреляных гильз…

Пропоротый снарядом бруствер, дымящиеся ошметья дерна, болтающаяся на одной петле, навылет просаженная осколками дощатая дверь блиндажа…

Антон рывком вскочил на ноги, как на тренировке по рукопашному бою, когда внезапный удар соперника сбивал его на землю.

Впереди горел лес. От широкой полосы огня и дыма вверх по склону, пригибаясь, бежали инсекты.

ЭТО БЫЛИ ТЕ, КТО БРОСИЛ МАЛЬЧИКА И КАЛЕКУ-КАПИТАНА УМИРАТЬ НА ИЗУРОДОВАННЫХ ПАЛУБАХ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ… ТЕ, КТО ТАЩИЛ ЕГО СКВОЗЬ ДОЖДЛИВЫЕ ПУСТОШИ ПО РУИНАМ ВЕЛИЧЕСТВЕННЫХ ГОРОДОВ…

ТЕ, КОГО ОН НЕНАВИДЕЛ…

Антон выпрямился, не обращая внимания ни на кипящий вокруг бой, ни на сержанта, который, стреляя, что-то орал ему, все еще пытаясь достучаться до оглушенного сознания кадета Велюрова… и автоматическая винтовка с пристегнутой снайперской оптикой сама собой оказалась в его руках.

Антон чувствовал, что он безумен.

Лес горел там, где он видел спящего, изможденного капитана Белгарда…

Сорвавшаяся с предохранителя пружина продолжала разжиматься в его мозгу…