В тот же день, поздним вечером я уехал на последней электричке в Питер. Слава богу, простились лаконично, никто никаких вопросов не задавал. Все и так было понятно.
До дома добрался далеко за полночь. Из своей комнаты вышла заспанная Илона:
– Что-то случилось?
– Да, – ответил я. – Завтра буду звонить Семену Михайловичу.
– Шпильману?
– Попрошусь на работу.
Илона, потерев глаза, недоверчиво посмотрела на меня:
– Ты вернулся из командировки?
– Завтра вернусь. Обязательно!..
– Смотри, не передумай, я тебя услышала. Есть будешь?
– Буду, но сначала в душ.
В ванной пробыл недолго, прошел на кухню и вдруг увидел на столе нашу праздничную посуду:
– По какому случаю?..
– Посмотри на часы, – улыбнулась Илона, – завтра уже наступило. Можно праздновать…
Под утро пошел сильный, косой дождь – барабанил с таким рвением, что, казалось, в городе придется объявлять день стекольщика.
Осторожно, чтобы не разбудить Илону, я вылез из кровати и подошел к окну. Крупные капли залпами обстреливали дребезжащие окна, а лужи на тротуаре и детской площадке стремительно расползались в разные стороны и бурлили, вздымаясь лопающимися пузырями.
Значит, надолго, – подумал я и, перевел взгляд на Илону. Она, свернувшись калачиком и положив ладони под щеку, мерно посапывала. Вероятно, ее безмятежный сон был надежно защищен от непогоды в прямом и переносном смысле.
И я, словно загипнотизированный, неотрывно смотрел на Илону. Ее девчоночья поза и до боли знакомое сопение растрогали до такой степени, что едва не прослезился. Господи, какой же я все-таки идиот!.. – мысленно выругался я, вспомнив свои вздорные измышления о желании начать все заново без Илоны.
На цыпочках вышел из комнаты и, оказавшись на кухне, припал к носику заварного чайника. Потом на минуту заглянул в свою комнату, чтобы удостовериться, на месте ли амбарная книга с адресами и телефонами. Она лежала, где и положено – в нижнем ящике письменного стола. Затем бессмысленно пялился из кухонного окна на улицу. Наконец, когда успокоился, вернулся к Илоне, предварительно строго сказав себе: с дурью покончено, хватит, Демьян, наигрался!..
Укладываясь в кровать, тихонько обнял Илону. Она, не открывая глаз, пробормотала: привет, немного привстала, прищурившись, глянула в окно и снова легла, а точнее уронила свое тело, отчего матрас забавно скрипнул и закачался. Через мгновение Илона оказалась под моим одеялом.
Продрыхли едва ли не до полудня. От ночной бури не осталось и следа. Лучи высокого, яркого солнца окрашивали наш квартал, придавая ему прямо-таки южный колорит. Ну, точно попали в Сочи!..
Илона пошла готовить завтрак, а я – к телефону, звонить Шпильману. Шел, посмеиваясь и чертыхаясь: Семен, конечно, мужик неплохой, опытный, грамотный директор, но ведь и зануда каких свет не видывал. Вспомнил, как мы с ним в советские времена работали в межведомственной комиссии по проверке профсоюзных клубов. Составляя отчет, он по каждой запятой советовался с Облсовпрофом.
Трубку взяла девушка со звонким, энергичным голосом, представившаяся референтом Евгенией:
– Семен Михайлович, в краткосрочном отпуске, – отрапортовала она. – Записываю, кто звонил, по какому вопросу?
От ее напористой деловитости зачесалось в носу:
– Пишите, Евгения, пишите! – торопливо произнес, готовясь чихнуть. – Звонил Демьян, хотел пригласить Семена Михайловича на рыбалку, говорят на Вуоксе щука совсем оголодала, клюет на консервную банку.
– Извините, – перебила она, – Демьян – это имя или фамилия?
– Партийная кличка.
Евгения хихикнула:
– Про щуку вы, наверно, тоже пошутили?
– Конечно, Евгения, я большой шутник, – наконец чихнул я. – Извините, до свидания, – вторично чихнул я, положил трубку и пошел на кухню.
Илона, сняв сковородку с плиты, покачала головой, но при этом добродушно улыбалась:
– Я все слышала. Может и правда сгонять в Лосево? Попрошу у Людки Первушиной авто и поедем. А то, если не возражаешь, можно пригласить и ее. Заодно и поговорим. Она тут в одну халтуру вписалась… – Илона поставила сковородку на стол и принялась нарезать яичницу на куски. – Познакомилась с шустрыми ребятами – организаторами какого-то всероссийского не то смотра, не то конкурса. Может, тебя это заинтересует… – И вдруг, точно прочитав мой мысли, сказала: – А про деньги не думай – выкрутимся.
– Как?
– Четыреста баксов отложено, сотню даст мама, пятьсот одолжим у Людки. Итого – тысяча. Остальное, скажем тете Симе, отдадим позже. Она поймет… – Илона переложила яичницу на тарелки, и мы присели к столу.
– Откуда у Людки такие деньги? – спросил я, запихивая в рот желток. А спустя минуту чуть не подавился, когда услышал:
– Ты просто не знаешь Людмилу Ивановну. Дезориентируют ее легкомысленные кудряшки, – она игриво пошевелила пальцами возле своей головы, – притом не только тебя. Многие заблуждаются, считая ее глупой кокеткой и безвольной амебой. Знаешь, как ее называли в училище? Горка-таран!
– А почему Горка?