Демидовский бунт

– Спаси тебя Бог, сын мой, – поблагодарил отец Киприан. Перекрестились, жадно стали хлебать щи, не забывая, более по привычке, нежели сознательно, поглядывать по окнам.

Два бешеных таракана столкнулись на прокопченной матице и брякнулись вниз – один звонко хлопнулся жесткой спинкой о столешницу, а другой попал в щи. Отец Киприан от неожиданности вздрогнул, потом буркнул незлобиво:

– Эка тварь неразборчивая, – вынул ложкой таракана и плеснул под стол. Второго Илейка сильным щелчком успел забить в темный угол запечья.

По каменистой улице проскакал верховой драгун, смешно подпрыгивая в седле на полусогнутых ногах, должно, сытно отобедал, а теперь бережет переполненное чрево. Поодаль у добротного, забрызганного подсохшей грязью забора паслось спокойное стадо подросших за лето гусят. И вдруг, ошалев от воинственного пыла, кургузый и низкобрюхий гусак ни с того ни с сего бросился на пожилого чиновника, который неспешно постукивал тростью по камням улицы. Гусь дугой изогнул шею и, прижимая ее к пропыленной мураве, грозил вцепиться чиновнику в икры повыше модных туфель с железными бляшками. Чиновник отскочил, замахнулся тростью, а гусак, величаясь одержанной победой, задрал клюв и загоготал, раскинул потрепанные в бесчисленных драках крылья и побежал к своему пернатому потомству.

Тучный чиновник неслышно прошел вдоль улицы, направляясь к постоялому двору.

«Должно, холост, ежели кормится на постоялом дворе, а не у себя дома», – подумал отец Киприан. Прислушался – за прикрытой дверью хозяин за что-то отчитывал нудным спокойным голосом нерасторопную стряпуху.

Входная дверь, подобно голодной свинье поутру, взвизгнула ржавыми петлями и открылась. Чиновник, задев о косяк плечом, вошел, прищурил подслеповатые глаза, осмотрел зал, отыскал взглядом побродимов и пошел к ним. Из-за кухонной двери мельком выглянул хозяин и тут же скрылся.

– От воеводской концелярии я прислан. Кто такие? Куда путь держите и какой документ на ходьбу есть при вас?

Отец Киприан с видом, что подобные спросы ему уже опостылели, вынул бумагу. Чиновник медленно нацепил на горбинку носа пенсне, встал вполоборота к окну, прочитал, покрутил, всматриваясь в печать, вернул бумагу.

– Благое дело, святой отец Зосима, – проговорил он. – Думаю, батюшка Бенедикт из здешней церкви рад будет с вами побеседовать, давненько он из Руси в наши края перебрался, затосковал, наверное, по свежему собеседнику. И в городской магистрат загляните поутру непременно, поможем провиантом. Надо, надо здешних ойратов приобщать к святой церкви.

Чиновник снял шляпу, блеснул сине-желтыми залысинами, откланялся.

Хозяин постоялого двора за его спиной широко развел руками, извиняясь перед монахом за исполнение приказа воеводы докладывать в воеводскую канцелярию о всех новых жильцах для доскональной проверки.

За чаем после сытного обеда отец Киприан не утерпел, спросил соседа по столу:

– Откуда путь держишь, сын мой? С товарами какими али по служилому делу?

Сосед чуть отвел от бороды расписную деревянную пиалу с чаем, не спеша, как перед этим жевал кашу, ответил:

– Купец я, ваше преподобие. А иду ныне к дому своему, в Усть-Каменогорск. Возвращаюсь из-за Байкал-моря.

Отец Киприан от любопытства завозился на скамье, пнул ногой под столом Илейку – дескать, прислушайся, не глазей в окно на синь горного поднебесья, она от нас никуда не денется.

– Где же торг вел?

– И в Кяхте близ маньчжурских земель, и по великой реке Амуру. Всюду довелось побывать за три года.

«Амур-река на нашем путнике не показана, – подумал Илейка с досадой на отца Киприана. – Тут быстрее добраться бы до полатей и вытянуть ноги, а он в разговор пустился с этим купцом!»

– А на юг, по реке Катуни, не доводилось хаживать? – допытывался отец Киприан, питая слабую надежду узнать хоть что-нибудь о подступах к Беловодью. Купец ответил, что на юг не ходил, потому как тамошний народ, ойраты, весьма беден, хороших товаров не купит, а добытую промыслом пушнину сбывает наезжим перекупщикам из соседней Джунгарии.

Отец Киприан поинтересовался, далеко ли до Индийского царства? И есть ли туда купеческие дороги: одним-то страшно отваживаться уходить далеко в дикие и безлюдные горы, не заблудиться бы, отыскивая тех кочующих ойратов.

– По реке Иртышу из Усть-Каменогорска изредка уходят купчишки нашенские до Индии, – пояснил собеседник, поманил хозяина расплатиться за обед. – Но весьма труден тот путь, ваше преподобие. И небезопасен – пески да горы, а пуще того джунгарские разбойные шайки промышляют на караванных тропах… А вам к чему тот путь, святой отец?

Монах понял, что о Беловодье купец не сведущ, и ответил, будто спрашивает единственно из любознательности к неведомым землям. Для поездки в горы ему надобна добрая вьючная лошадь да знающий проводник.