И основательно к этому подготовился, набрав в Алжире и Марокко самых диких и жестоких воинов, из горных и пустынных племён, не обременённых цивилизованностью. Это были, в основном, берберы и арабы, очень сильно разбавленные белыми выходцами из числа беднейших слоёв французских колонистов.
Зуавы и тиральеры спешно грузились на корабли, готовясь убыть к берегам французского Габона, где их с нетерпением ждали.
Окружённый со всех сторон, форт не пожелал сдаться, и отстреливался, надеясь на помощь, в тоже время, страшась попасть живыми в мои руки. Его гарнизон состоял из чёрных солдат и белых офицеров и капралов.
Напуганные командирами, чернокожие солдаты боялись мне сдаться. Гарнизон состоял из двух тысяч солдат, двух пулемётов, и четырёх горных пушек, которые сразу открыли огонь по окружающим форт джунглям, пытаясь нанести моим войскам ощутимые потери.
Рассредоточившись в три эшелона, я осматривал форт в подзорную трубу, наблюдая, как они палят в воздух, как в копеечку. Либо у них был большой запас снарядов, либо они расстреливали их, надеясь отпугнуть нас, а заодно, и расстрелять весь свой боезапас, чтобы он не достался мне в качестве трофеев.
В ответ мы зарядили старую мортиру каменным ядром и, гулко бухнув, она послала своё первое послание по миномётной траектории.
– Перелёт, – заорал я русскому пушкарю из числа беглых казаков. Казак бежал за убийство, абсолютно незнакомого ему офицера, посмевшего ударить казачку, правившую возом, плетью, и не успевшую уступить дорогу куда-то спешащему поручику.
– Понял! Через пару минут мортира повторно бухнула, отправив следующее ядро в очередной полёт.
– Недолёт! – прокомментировал я.
– Понял!
Третье ядро смачно впилось в стену форта, сделанную из толстых стволов.
«Брамс», – разлетелись в разные стороны древесные щепки, а каменное ядро, не сумев пробив стену, застряло в ней.
– Бамс, бамс, бамс, – грохала мортира, полностью реализовывая свой потенциал, несмотря на свою древность.
Горные орудия форта пытались нащупать в джунглях место, откуда вёлся огонь из одинокой мортиры. Но тщетно! Скрытая деревьями, одинокая мортира, работающая в качестве миномёта, безнаказанно молотила своими ядрами стены форта, то пробивая их, то разрушая постройки внутри него, то разнося стены в щепки, убивая засевших за его стенами французов и негров.
Два снайпера, найдя подходящие места на деревьях, приготовились вести огонь из ружей по площадкам, с установленными на них пулемётами и орудиями. Третьим снайпером был ваш покорный слуга, Мамба I.
Мортира произвела два последних выстрела, по причине отсутствия ядер. Не так много их и было, но дело своё она сделала. Дикий рёв раздался из джунглей, откуда высыпала орда громко орущих негров. Стрелять на ходу я запретил, только бежать к стенам форта, стараясь максимально быстро сократить расстояние, и не дать шанса французам.
Их товарищи, рассредоточившись по опушке джунглей, палили со всех стволов в сторону форта. Много пользы от этого не было, но противно визжащие пули не давали обороняющимся возможности прицелиться.
Заработали пулемёты, и сразу же замолкли. Их расчёты были расстреляны снайперами. Горные орудия успели сделать два залпа, дальше став бесполезными. Толпа моих воинов, преодолев резким рывком расстояние от джунглей до стен форта, попала в мёртвую зону, и с обезьяньей ловкостью полезла по стенам вверх, где они были ещё целы, и проникая за стены там, где они были пробиты ядрами.
Дальше силы схлестнулись врукопашную, которая была хорошо знакома моим угандцам. Дикий рёв, бившихся насмерть воинов, попавших в ловушку, разнёсся далеко вокруг, распугав всё живое.
Через час судьба французского форта была решена, а его защитники уничтожены, практически поголовно. В живых осталось не больше сотни человек, остальные были убиты.
Мне, в качестве трофеев, достались два пулемёта с запасом патронов, да четыре горных пушки, в дополнение к тем двум, что были у меня. Теперь у меня было шесть орудий, и на каждое по пятьдесят снарядов. Были ещё и винтовки, но старые, системы Гра, да незначительное количество револьверов и новых магазинных винтовок.
Пленные были отправлены с охраной к Момо, а мои войска двинулись дальше, воодушевлённые победой и небольшими потерями с нашей стороны. Дальше сопротивления не было. Все разбегались с моего пути, что мне совсем не нравилось.
Немногочисленные белые и чернокожие солдаты бежали к побережью. Меня мучили самые мрачные предчувствия будущих неприятностей. И они не замедлили себя проявить. Что поделать, не я такой, жизнь такая!
Генерал Пьер Эжен Ларуа с удовлетворением смотрел на выгружающихся с кораблей зуавов. Обшаривающие окрестности своими дикими глазами, они уже сейчас были готовы убивать, грабить и насиловать.
– Но не здесь и не сейчас. Потерпите, мои доблестные дикари, – прошептали губы французского генерала, исказившись в презрительной гримасе.