Демократия по чёрному

Губернатор Испанской Гвинеи, находившейся практически рядом с Либервиллем, тоже не на шутку встревожился, не зная, чего ожидать от непредсказуемого чёрного вождя, и стал экстренно набирать наёмников, откуда только можно. Только в Германском Камеруне было спокойно. Три тысячи чернокожих бойцов, усиленных немецкими офицерами, стали сосредотачиваться на границе с Габуном, но скорее, для порядка, чем реально воевать.

Чем ближе продвигался к Либервиллю Мамба, тем больше нарастала паника. Ларуа спешил со своим войском изо всех сил, но, не имея лошадей и вьючных животных, катастрофически запаздывал. Его зуавы не имели навыков продвижения по джунглям, и уже изрядно устали, не получая возможности воевать и грабить.

Да и грабить не только не разрешалось на французской территории, но и грабить было нечего. А редкие развлечения с пойманными негритянками, насилуемыми по очереди большой группой, не могли удовлетворить их животные инстинкты полностью.

Ларуа не препятствовал им в этом, страшась бунта. Да и какое ему дело до аборигенов. Выживут, нарожают афроарабов, не выживут, так другие племена придут на освободившуюся от них территорию, и нарожают таких же негров, только с другим оттенком кожи.

Шесть тысяч чернокожих тиральеров тоже не отличались добротой, но всё равно, стали косо смотреть на своих «товарищей». Войско начало испытывать уныние и усталость от тяжелого похода.

В отличие от негров, привычных к джунглям и саваннам, марокканцы и алжирцы были непривычны к местным условиям, и страдали от укусов незнакомых им змей и ядовитых насекомых, и, подверженные незнакомым инфекциям, начали болеть.

Война ещё не началась, а войско французов уже понесло потери. Генерал Ларуа злился, но ничего не мог с этим поделать. Да ещё и участились постоянные конфликты между тиральерами и зуавами, каждую ночь принося одного, двух убитых в тайной междоусобице.

Губернатор Габона с облегчением вздохнул, в порт Либервилля зашли две канонерские лодки и крейсер французского флота. Их орудия были готовы расстрелять любое войско, посмевшее подойти к Либервиллю.

Я смотрел на колонны солдат, целеустремлённо двигавшихся вперёд, нагруженных, как трофеями, так и продуктами. Мои отряды немного увеличились. Теперь со мной шло не четырнадцать тысяч воинов, а уже семнадцать тысяч. Да ещё человек восемьсот откровенного сброда, подобранного по пути.

Жало постоянно докладывал мне, где находится мой враг, генерал Ларуа, со своими зуавами. Я уже прошёл практически весь Габон, и, наконец, стал приближаться к Либервиллю. Зуавы находились в двух дневных переходах, преграждая мне путь назад.

Что ж, в принципе, верно.

Достав подзорную трубу, я стал разглядывать приблизившийся к моим глазам город. Ровные, аккуратные, но немногочисленные, домики колониальной администрации, частных усадеб, домов торговцев и торговых компаний перемежались с жалкими лачугами местных жителей, использовавшихся как обслуживающий персонал.

Меня ждали. Но вот, кроме чадящих на рейде слабыми дымами холостого хода машин трёх военных судов (у канонерок были и паруса и паровая машина), я что-то не увидел много войск. Так, тысячи две, три ополченцев, может, больше.

Игра не стоила свеч, точнее, дневная игра мною не предполагалась, а вот ночная, много свеч и не требовала. Расставив свои шесть орудий и одну мортиру, я открыл из них огонь, как только стемнело. Ядра, вперемешку со снарядами, полетели в сторону города.

Перелёты поднимали фонтаны воды в бухте порта, недолёты поднимали фонтаны земли, попадания взметали вверх куски зданий. Снарядов у меня было мало, и, выпустив из мортиры десять оставшихся ядер, и сделав по десятку выстрелов из каждой пушки, я приказал прекратить огонь и убрать орудия с позиций.

В это время очнулись орудия кораблей, став посылать снаряд за снарядом, ориентируясь на вспышки выстрелов моих орудий, которых уже не было на прежнем месте. А в это время, передовые сотни набранного сброда уже штурмовали город, который начал понемногу гореть. Не ожидавший ночного нападения, город стал отбиваться. Но у него не было даже стен.

Пока сброд сражался, гоняясь за призраком добычи и руководствуясь лишь ненавистью, мои отборные сотни, под руководством Ярого, захватывали здания колониальной администрации, быстро подавляя сопротивление умелым огнём. Они искали деньги и оружие. Насиловать и убивать ни за что ни про что, я запретил. И они знали, что если я узнаю, то тот, кто ослушался моего приказа, умрёт жуткой смертью. Так что рисковать никто не хотел.

Захваченные врасплох, горожане отбивались, что было сил. Команды кораблей, не решаясь стрелять по городу, спустили шлюпки, в которые уселись матросы, во главе с флотскими офицерами, и устремились к причалам. Но Ярый уже успел ограбить город, и его сотни стали отступать. Вслед за ними, стали откатываться и сотни сброда, основательно прорежённые в ночном бою, но всё равно, ужасно довольные боем и полученными в нём трофеями.