Демократия по-русски

По-настоящему грамотными депутатами являлись, по сути, только юристы. Впрочем, и таких законотворцев прозорливый и циничный народ не уважал, балагуря про закон, который что дышло, которое как повернёшь, так и вышло. Так что вроде как «зачем нам юрист»? Это было, в общем-то, справедливо, но не очень конструктивно, ведь в течение более 70 лет советские судьи принимали лишь те решения, которые им разрешалось принимать, руководствуясь при этом исключительно своей сознательностью, проще говоря, сервильностью, а не скучной, но точной «буквой закона». Так что не удивительно, что законы, выходившие в то время из-под пера наших парламентариев, поражали своей неуклюжестью и малограмотностью. Порой они чрезвычайно напоминали нелепые постановления, выпущенные в маленьких городках тех же Штатов, в одном из которых якобы на полном серьёзе запрещается ходить топлесс после 16 часов дня.

Да и зачем было прописывать всё в законах, когда по любому поводу и без повода выходили разного рода «разъяснения» и указания партийных и прочих органов, которые популярно «разжёвывали» нижестоящим товарищам, что делать можно, а что нельзя? Пресловутая «сознательность» же нередко помогала чиновникам принимать совершенно противозаконные судебные решения.

Например, когда «самый человечный на земле человек» Хрущёв узнал, что вертевшим огромными суммами валютным спекулянтам светит всего лишь маленькая «пятёрочка», то есть каких-то пять лет колонии, он, ничтоже сумняшеся, велел их расстрелять, а Уголовный кодекс исправить… задним числом! Так что Шахрай был одним из первых настоящих юристов, сделавших политическую карьеру в России после 1917 года.

Вообще в 1917 году изворотливые большевики решительно заменили понятие «законность» на словосочетание «революционная законность», что подразумевало некую особенную законность. Законность с исключениями из правил, законность, которая была бы выше «обыкновенной» и общепринятой, по сути, стояла над законом в принципе.

Вообще бросается в глаза, что в политическом русском языке прилагательное, добавленное к термину, зачастую означает его отрицание. В результате происходит подмена целого ряда понятий. Судите сами: «революционная законность» эквивалентна незаконности, «народный депутат» – не депутат, а обыкновенный чиновник, приученный голосовать вместе со всеми оптом и «под копирку», а «народный избранник» – человек, которого никто не избирал.

Также оказалось размытым понятие «демократии», которая при большевиках именовалась «социалистической демократией» либо «народной демократией». Например, просоветские диктаторские режимы Восточной Европы назывались «странами народной демократии», при этом, собственно, к демократии они никакого отношения не имели.

Точно так же современные российские политические партии не являются партиями и не занимаются реальной политикой, а политический строй, который гордо именует себя «суверенной демократией», не слишком-то «суверенный» и уж абсолютно точно не демократический.

Так вот Шахрай сделал политическую карьеру именно как юрист. Да, формально юристами по образованию были и последние партийные коммунистические бонзы Горбачёв и Лукьянов, и успешный питерский карьерист Собчак, и даже Путин с Медведевым. Вот только написание законов сделал квинтэссенцией своей карьеры именно Шахрай, а писал он их мастерски. Многие из тех законов, которые были приняты в ельцинской России, придуманы им и его сподвижниками.

Конечно, сегодня, если провести на улице опрос, а кто же такой Сергей Шахрай, то почти никто его толком и не вспомнит. А тогда в глазах народа он был символом коварства, являясь чуть ли не главным виновником Беловежского сговора, будучи соавтором судьбоносного соглашения, которое положило конец эпохи Советской Империи и фактически «похоронило» Советский Союз. Осторожные граждане, которые боялись выражать свои претензии Ельцину, с облегчением «вешали всех собак» на безответного Шахрая.

По легенде, которую я слышал много раз, не считая постоянных переложений этой басни в СМИ, именно мифологический Шахрай стал «могильщиком» не только Советского Союза, но и Конституции молодой Уральской республики, которую он якобы разнёс в пух и прах.

На самом деле это не послушный и исполнительный «винтик» Шахрай, а самолюбивый Ельцин, которого раздражала «самостийность» амбициозного свердловского губернатора Эдуарда Росселя, был против того, чтобы наш регион поднял свой статус до республиканского. Впрочем, сам спор Ельцина и Росселя был крайне нелеп, поскольку новая свежеиспечённая федеральная Конституция 1993 года и так декларировала равенство областей и республик. В результате один буквально ломился в открытую дверь, а другой как будто грозно кричал: не ломись, дверь же открыта!